Думают…

Лодж Дэвид

Ральф предложил выпить, и я попросила немного ликера, сказав, что мне скоро идти. Я никуда не спешила — просто не хотелось их стеснять. Словно прочитав мои мысли, Кэрри сказала:

— Мы сегодня ужинаем в гостях, а не то я бы предложила вам остаться.

— Разве сегодня, Блонди? — нахмурился Ральф.

— Ну, конечно, у ВК.

— Ах да, я и забыл, — пробурчал он.

— Приезжайте завтра в Подковы на ланч, — продолжала Кэрри, — или в следующее воскресенье.

Мне очень хотелось принять предложение на завтра, но какие-то дурацкие, непонятные принципы заставили перенести это удовольствие на следующую неделю. Все-таки они очень милые и гостеприимные. Может, если ты такой богатый и все у тебя складывается удачно, легко быть доброжелательным? А может (более циничная мысль), это просто один из способов обратить зависть других людей в благодарность?

Когда я собралась уходить, Ральф спросил, где я оставила машину, и вызвался отвезти меня к стоянке. Кэрри поддержала его, и я вежливо согласилась. В машине (большом «мерседесе») я поблагодарила его за присланную статью. Он спросил, что я думаю, и я ответила, что статья слишком далека от реальности. Все эти диаграммы и научный жаргон не имеют ничего общего с истинным ощущением скорби.

— Это всего лишь схема, — сказал он.

— Но если вы хотите сделать робота, которому действительно доступно чувство скорби…

— Это спорный вопрос…

— Вы хотите сказать, что это невозможно?

— Возможно, но потребует много времени и больших материальных затрат, а каким будет результат? Робот, чьи когнитивные функции, как у и обычного человека, могут быть радикально изменены каким-нибудь случайным событием.

Я поинтересовалась, в чем же тогда смысл статьи.

— Наш мозг — виртуальная машина. Иногда можно узнать немало интересного, изучая ситуации, когда она не срабатывает, даже теоретически.

— Так, значит, скорбь — просто неисправность? — На самом деле, я не собиралась спорить после такого теплого приема в их доме, но все же не смогла сдержать иронии. Он мельком оценивающе глянул на меня и сказал:

— Трудно понять, для чего это нужно с точки зрения эволюции. Можно сравнить скорбь, например, с ревностью, которая тоже болезненна и неприятна, но имеет очевидную цель: убедиться в том, что ни один мужчина не претендует на твою подружку.

— А женская ревность?

— Очень похожая функция.

Касается воспитания и кормления потомства. Вы можете сказать, — продолжал он, размышляя вслух, — что желание избежать боли от потери — тот же инстинкт защиты своих родных. Но для этого есть немало других мотивов. К тому же знание мотивов не облегчает скорби, когда несчастье все же случается.

— И порой ничего невозможно сделать, чтобы избежать этого, — сказала я с чувством, но он, кажется, не обратил внимания на мой намек на Мартина.

— Совершенно справедливо, вспомнить хотя бы все эти телетрансляции о похоронах после терактов, землетрясений и так далее. Люди не находят себе места от горя. Слезы, крики, метания. Все это чересчур и противоречит эволюционной теории. Как сказал Дарвин: «Плач — головоломка».

Меня поразила эта фраза. Ральф сказал, что нашел ее в записных книжках Дарвина. Обещал отыскать точное место.

Когда мы приехали на стоянку, он вежливо предложил проводить меня до машины, но я отказалась и на этот раз настояла. Мы пожали друг другу руки, и в эту минуту мне показалось, что он хотел поцеловать меня в щеку, но не поцеловал.

6

Раз, два, три, проверка… Даже не нужно тестировать это устройство. Слова сразу же появляются на экране, но я одновременно делаю аудиозапись, чтобы можно было прослушать ее позже и расставить многоточия вместо пауз… Только сейчас понял, какая классная штука эта программа распознавания голоса… Казалось бы, в Центре когнитивных исследований должны быть последние версии таких программ, но, к моему удивлению, оказалось, что ее ни у кого нет, мало того — ею никто ни разу не пользовался… Все считают ее какой-то несерьезной игрушкой, такие покупают в «Диксоне» детям на Рождество. Все это говорит о консервативности академиков…. Мой «Войсмастер» прибыл в пятницу, и я потратил несколько часов, чтобы настроить его. Начал с чтения текста, чтобы он привык к моему произношению. Два отрывка — из Льюиса Кэрролла и из «Таймс». Сначала он писал какую-то тарабарщину, но я упорно исправлял его ошибки, и, наконец, он усвоил произношение гласных — самое сложное, а к концу дня делал не больше одной ошибки на строку, что, в общем-то, неплохо: я печатаю намного хуже… Программа подбирает фонемы из числа тех, которые уже существуют в базе данных… монолог, построенный по принципу свободных ассоциаций, — самая трудная задача, потому что постоянно перескакиваешь с одного на другое. Программа эта еще и ханжеская… отказалась записывать слово «трахнуть»… предложила самые разные варианты… «махнуть», «струхнуть», «трепыхнуть» и т. п… Но я научил ее говорить непристойности. Итак, начали… сегодня воскресенье, 2 марта, 8.45 утра, да-да, 8.45… Кэрри разозлилась на меня, когда я сказал, что… по дороге домой от ВК вчера вечером… Боже, какой занудный был вечер!.. Ричмонды пришли, но возможности позажиматься с Марианной не было… она начала строить глазки и вышла в туалет, но я сделал вид, что не заметил, а как она думала, я побегу за ней и буду стучать в туалет, умоляя, чтобы мне открыли?.. Она ведет себя слишком опрометчиво, Кэрри могла легко заметить ее взгляды, но, к счастью, она в этот момент болтала с леди Вив… А я говорил со Стэном. Сэр Стэн и леди Вив, что за дурацкие имена у вице-канцлера и его супруги — просто какой-то водевиль. Однако он сообщил мне, что Дональдсон скоро получит почетное звание, и это отличная новость, Стэн очень доволен, ведь это должно помочь нам с финансированием… Так, о чем это я… Пришел сюда с утра пораньше, потому что Кэрри рассердилась, когда я сказал, что собираюсь пойти в офис и продолжить эксперимент. «Боже мой, разве ты мало времени там проводишь?..» Надо признать, справедливое замечание, но мне не терпелось опробовать программу, поупражняться с потоком сознания. Я пообещал забежать сюда рано утром и вернуться к десяти, чтобы всем вместе поехать в Подковы, дети ведь все равно раньше не проснутся… Конечно, я мог бы установить эту штуку и дома, но это совсем не то, я опасался бы, что кто-нибудь подслушает… принимая во внимание всю эту ерунду, которая постоянно приходит мне в голову, когда я начинаю праздно размышлять… им, конечно, пришлось бы подниматься по лестнице и прикладывать ухо к двери… но все равно чувствуешь себя таким уязвимым, и когда думаешь вслух, нужна уверенность на все сто, что тебя никто не подслушает… Сижу, значит, за столом, у себя в кабинете, рядом чашка каппучино с корицей и без сахара. Микрофон закреплен на голове, прямо напротив рта, как показано в инструкции… Буду исправлять только основные ошибки по ходу дела, а сам текст подправлю позже… В машине мне пришло в голову, что можно не просто окунаться в поток сознания, а попробовать поэкспериментировать с памятью. В каком-то смысле все наше сознание — память. Мы не можем реально осознать будущее, но можем попробовать предсказать его, мы даже до конца не осознаем настоящее, поскольку работа осознания всегда отстает от работы мозга, как говорил этот, как его… Либет, он доказал, что осознанное решение отстает от мозговой деятельности примерно на полсекунды… так что в каком-то смысле каждая секунда нашей жизни на тот момент, когда мы ее ощущаем, уже как бы в прошлом… можно сказать, сознание — это постоянное воспроизведение действий, но… я говорю о долговременной памяти. Я собираюсь вспомнить давние переживания, а потом увидеть или попытаться увидеть, каким образом мозг вновь обретает… воспроизводит прошлое. И еще я хочу выяснить, в какой степени мимолетные воспоминания и ассоциации взаимодействуют с этим процессом… Итак, какое долговременное воспоминание я буду активизировать?

Мой первый секс — почему нет? Ее трусы. Сразу же вспоминаю, как она стягивала с себя трусики… лукаво глядя на меня, а волосы спадали на лицо. Я просто остолбенел, я ни разу не видел, как женщина раздевается… разве что в фильмах… но тогда женщины не снимали трусов на экране, по крайней мере, я такого не видел… встречались кадры, где трусы летели в воздухе или падали на пол, но женщин не было… может, это просто такое домашнее, неловкое движение, которое сложно сделать грациозно и эротично. Нужно наклоняться, потом стоять на одной ноге, пока не… У стриптизерш, к примеру, на белье есть специальные застежки, с помощью которых они одним движением снимают с себя все… ха, та девица в Сохо, которая сняла свою набедренную ниточку раньше лифчика… не колеблясь, а может, просто думала о чем-то другом, замечталась, был полдень, мертвый час, в баре три калеки, один из которых я, бог знает, что я там делал, убивал время между двумя встречами, немного окосев после бизнес-ланча, не помню, и полдюжины одиноких идиотов. Мы сидели в креслах в фиолетовом полумраке и глазели на эту девицу, а она выполняла свою рутинную работу под диско-фонограмму. Двигалась, как лунатик, снимая все части своего костюма одну за другой, шаркала ногами и виляла бедрами, пока не сняла по ошибке трусы вместо лифчика… мы все аж привстали, словно нас в зад кольнули. Она смутилась, сбилась с ритма, покраснела и даже пробурчала «простите», наверное, это было первое слово, сказанное ею на этой (да и на любой другой) сцене, ведь стриптизерши не разговаривают. Потом она снова надела трусы и продолжила свои механические движения… Именно что механические, ведь если бы мы вживили механизм в плоть, то можно было бы довольно быстро запрограммировать робота-стриптизершу, то есть программа была бы очень простой… На одно мгновение она снова стала нормальным человеком — непредсказуемым, ранимым и уязвимым… кто-то загоготал в темноте, послышались и другие смешки, унылая онанистическая атмосфера тотчас рассеялась… Поэтому у стриптизерш четкий регламент: при раздевании нужно соблюдать строгую последовательность… любое отступление нарушает ход событий, и все становится слишком естественным… словно раздевание перед сном у себя дома… у каждого свой способ, своя последовательность, которую можно изменить, когда захочется… Кэрри, например, сначала снимала трусы («штанишки», как она их называет) и расхаживала в одном лифчике, если собиралась еще сходить в туалет, но теперь она этого не делает, стала слишком требовательной к своей фигуре… В тот памятный день Марта сняла трусы в самом конце, глядя мне в глаза и наслаждаясь своей властью надо мной… Я сидел на кровати, с целым Эверестом в штанах, широко раскрыв глаза, едва дыша, с пересохшим ртом… Ловил звуки с улицы, видел, как Том Биэрд уезжает в своем старом пикапе вместе с Солом на пассажирском сиденье, а кузов набит старыми овцами, которых он продавал на рынке. Это называлось «сбагривать старушек»… Я знал, что его не будет весь день, но боялся, что может произойти авария или что-нибудь еще, и тогда он неожиданно вернется… «Не бойся, любовничек, — сказала она, взяла меня за руку и вывела из кухни. — Мы услышим машину за несколько миль, а эти старые ворота скрипят, как черт знает что…» Она провела меня наверх, в спальню, и задернула шторы, но дневное солнце просвечивало сквозь тонкую розовую ткань, прозрачную, как одежда стриптизерши… Она начала медленно раздеваться, аккуратно складывая вещи на спинку резного стула… «Чего же ты ждешь?» — спросила она, и я глупо уставился на нее. «Не стесняйся, я ведь уже видела тебя раздетым», — продолжала она, намекая на тот день, когда я плавал с собаками…. В тот знойный полдень мы перегнали стадо на новое пастбище, и овцы с радостью набросились на свежую траву. Том вышел из трактора осмотреть сломанный забор. Неподалеку была живописная прохладная речка — чистый, бурлящий поток, удобная запруда. Я не смог удержаться, сбросил с себя все и бултыхнулся в воду… Две колли, свесив языки и умирая от жары, с завистью уставились на меня с берега. Они были слишком хорошо выдрессированы и не смели пошевельнуться, пока я им не разрешу. «Ко мне», — скомандовал я, и они с лаем бросились в воду и поплыли ко мне, задрав кверху носы. Они плавали вокруг меня, словно я был овцой, которую нужно было охранять… Я дурачил их, ныряя и выныривая за их спинами, и визжал от удовольствия, когда удавалось их обмануть. Потом я поплыл на спине по течению, пока спина не начала задевать дно, встал на ноги и побежал обратно к собакам, против течения, разбрызгивая воду во все стороны. Тут я заметил на берегу Марту. Она стояла одной ногой на земле, а другой опиралась о педаль велосипеда и смотрела на меня в упор. Широко улыбнулась, когда я прикрыл рукой хозяйство, словно футболист перед пенальти… Потом спросила, где Том, и поехала за ним… я продолжал стоять с рукой на пенисе, пока она не скрылась из виду… Как только я представил себе, что она, должно быть, долго стояла и смотрела на меня с этой своей улыбочкой, мой член стал набухать и подниматься. Убедившись в том, что меня никто не видит, я начал разбрызгивать сперму в воздух и в воду, а за мной наблюдали лишь спокойные, безразличные собаки. Я, конечно, мечтал о Марте, но до того памятного дня даже не надеялся на взаимность. Она была мила со мной, всегда предлагала лучшие куски за столом и гладила мои рубашки лучше, чем мать, я знал, что нравлюсь ей, но она была замужней женщиной и в два раза старше меня… Том был старше нее, но, по ее словам, секс его мало интересовал и не был его сильной стороной… «Субботняя десятиминутка — его потолок». Он был уже зрелым мужчиной, когда взял себе молодую жену, и рассчитывал заиметь от нее наследника, который мог бы вести ферму. Он потерял интерес к сексу, когда выяснилось, что детей у них не будет, и стал обвинять Марту в бесплодии. Он даже мысли не допускал, что виной всему могла быть

не она, а он сам. Отказывался делать анализ спермы и вообще обсуждать этот вопрос, несмотря на то (а может, именно благодаря тому) что сам постоянно занимался случкой овец… Классическая ситуация — старый муж, резвая молодая жена и молодой семнадцатилетний квартирант, у которого сперма брызжет из ушей. Еще школьник, но Марта однажды сказала: «У тебя большой для твоего возраста, любовничек». Школьник из южного Лондона, которого отправили на овцеводческую ферму набраться сил после воспаления гланд… идея моего деда, Том приходился ему дальним родственником… неплохая идея… я действительно набрался сил: работал, ходил пешком по нескольку миль вдоль Дейла и взбирался на крутые холмы. Я помогал Тому усмирять овец, держал их, когда он проверял копыта, срезая с них зараженные части… Мои мышцы окрепли, плечи распрямились, наверное, я неплохо выглядел, когда плыл в чем мать родила перед Мартой, она мне потом сказала: «Ты был как статуя в музее — похож на греческого бога, высеченного из белого мрамора…» Я прочитал на ее лице искреннее восхищение, когда она наблюдала за мной, сидя на велосипеде, и все же для меня было полной неожиданностью, когда на кухне… Да, я до сих пор не могу поверить в свою удачу, подумать только: семнадцатилетний школьник, чье тело — как электростанция, заряженная тестостероном… а в голове — нескончаемый порнографический театр… мой сексуальный опыт ограничивался французскими поцелуями с девушками из соседней классической школы, а иногда, если сильно повезет, я тискал их за груди под форменными блузками… потерять девственность в объятьях опытной, зрелой женщины с горячей кровью… которая смеялась и просила меня не волноваться, когда я кончал раньше времени… Так, на чем же я остановился?.. да, в тот день Том и Сол (его пастух) уехали на рынок, а я остался на ферме с Мартой и пошел на кухню пообедать. Я сидел за столом, побитым и поцарапанным от времени и постоянной чистки. Она подавала мне еду и смотрела, как я ем, а я ощущал (несмотря на недостаток опыта в этих делах, я все-таки ощущал), как тяжелел воздух от ее желания… Это чувствовалось в движениях ее бедер, в отсутствии ее обычного, выцветшего передника в цветочек… я смог разглядеть форму ее бюстгальтера под тесной блузкой, и эта пуговица, которую следовало бы застегнуть… Ее свежевымытые волосы пахли шампунем, когда она наклонилась надо мной, чтобы поставить тарелку с ветчиной и сыром. Когда она пила чай и смотрела на меня с другого конца стола, на ее губах блуждала едва уловимая улыбка, она говорила о чем-то, но я не мог понять смысла ее слов… Когда я встал, чтобы вернуться к работе, она остановила меня с помощью старой как мир уловки: «Что-то в глаз попало, Ральф, посмотри». Она подошла ко мне, и я заглянул в ее глаз, оттянув веко пальцем, а она дышала совсем близко, упираясь в меня грудью. Она крепче прижалась ко мне и прошептала прямо в ухо: «Поцелуй меня, Ральф, ради бога…» Я поцеловал ее, и она поцеловала меня в ответ, я пошатнулся и потерял равновесие, а она засмеялась и сказала: «Пошли наверх, там будет удобнее». Она схватила меня за руку, и в этот момент я сказал: «А что, если вернется Том?..» — «Не беспокойся, любовничек, в этом богом забытом месте мы услышим машину за сотню миль, а старые ворота скрипят, как черт знает что…» Однако к моему страху примешивалась вина. Я любил и уважал Тома за его суровость и неразговорчивость… он вел себя очень порядочно по отношению ко мне, учил премудростям разведения овец и рассказывал, какие команды давать собакам: «ко мне», «стоять», «сидеть», «направо», «налево», «фу»… Мне так нравилось управлять стадом на расстоянии, словно собаки были напрямую связаны с моим мозгом… Мне не хотелось наставлять рога человеку, который научил меня всему этому, но, когда мы оказались в спальне и она начала снимать одежду, отступать было некуда… «Ну, чего же ты ждешь? Не стесняйся, я же не в первый раз вижу тебя раздетым». Но я смущался и, повернувшись к ней спиной, быстро разделся и не заметил, как она сняла чулки, а когда повернулся, она уже завела руки за спину, расстегивая лифчик, немного старомодный, жесткий, с грубыми швами, и, когда она сняла его, ее груди вывалились наружу, отбрасывая полумесяцы теней… Я сел на край кровати и стал смотреть, как она снимает трусы, такие же старомодные, как и ее бюстгальтер, их еще называют «французскими» — широкие, шелковые, кружевные, персикового цвета, наверное, она надела их специально для этого случая… Смешно сказать, но я ни разу не вспоминал об этом с тех самых пор, а ведь прошло уже тридцать лет… ее трусы не были похожи на те, которые каждый день носит жена фермера… Она распрямилась, бросила их на стул и встала передо мной — голая женщина во всем своем великолепии… она не была красавицей в классическом или журнальном понимании, ее груди уже немного отвисли, талия была широковатой, а ноги короткими, но она была первой живой женщиной, которую я видел полностью обнаженной. «Нравится, Ральф Мессенджер?» — спросила она. Я смущенно, но честно сказал: «Да», — и она тихо рассмеялась, подойдя совсем близко, а я уставился на ее промежность, поросшую редкими рыжеватыми волосами, которые до конца не закрывали розовато-коричневую складку… «Ты собираешься снимать штаны или прикажешь мне это сделать?» — сказала она, и я вскочил на ноги и стал поспешно расстегивать эластичный ремень, высвобождая свой разбухший член… По-моему, у меня тут небольшие проблемы с плавками от Ральфа Лорана… все эти воспоминания меня как-то чересчур возбудили… Нужно привстать на секунду, поправить мой…

Вот, теперь лучше… Кампус кажется таким пустынным, ни души, даже Хелен Рид что-то не показывается… загадочная женщина, умная, схватывает все на лету и любит поспорить, всегда готова отстоять свою точку зрения, мне это нравится, сейчас многие почему-то думают, что спорить до победного конца — дурной вкус… Хорошие ноги… Когда она выходила из машины вчера вечером, ее юбка распахнулась, обнажив такое милое бедро… Мне хотелось поцеловать ее в щеку на прощание, но я сдержался… есть в ней какая-то ироничная отчужденность… восприимчивость к любому намеку на треп… почему-то мне кажется, ей бы не понравилось, решила бы, что я много себе позволяю… Да и спешить некуда, думаю, она будет довольно часто появляться у нас, Кэрри, похоже, она пришлась по душе, а ей самой, наверное, ужасно одиноко на кампусе, я заметил, как загорелись ее глаза, когда Кэрри пригласила ее на ланч в следующее воскресенье… «Плач — головоломка»… я пообещал ей найти это место… но не сейчас, пора вернуться к Марте…

Я рассказал Кэрри о Марте, думая, что это ее возбудит, но она возмутилась, назвав мою историю элементарным сексуальным домогательством… Я ответил, что все это ерунда, мне самому хотелось… «Не важно, это была просто сексуально распущенная взрослая женщина, которая использовала твой юношеский член как вибратор…» Я возразил: напротив, она была со мной очень добра и научила меня настоящему сексу, которому моим сверстникам приходилось учиться годами и часто безуспешно… У каждого парня должна быть такая Марта, она сделала из меня хорошего любовника… «Ты хочешь сказать, что она сделала из тебя эротомана», — сказала Кэрри, отвернулась и уснула, мы с ней лежали как раз в кровати, в Пасадене… «Эротоман»… типичный калифорнийский бред, каждый мужчина — эротоман, мы биологически запрограммированы заниматься сексом как можно чаще и с как можно большим количеством женщин…. И только культура сдерживает нашу потребность в беспорядочных половых связях… А иногда полностью подавляет ее, как, например, у священников и монахов — этих введенных в заблуждение бедняг… Или не полностью — как у Тома Биэрда… «Субботняя десятиминутка — его потолок»… Он слишком долго не женился, жил со своей матерью-вдовой на дальней ферме, проводил досуг в кругу собутыльников за кружкой пива, табаком, дротиками и домино… А Марта — совсем другая, выросла в торговом городке в центре Англии, где были танцы, кафе, кино и куча парней… По ее словам, она познакомилась с Томом на какой-то свадьбе и «сдуру» вышла за него замуж… Она сделала это от отчаянья, устав от жизни в семье, где было еще пятеро детей. Там приходилось спать в одной комнате с младшей сестрой, а Том предложил ей целый дом с цветным телевизором и разрешил купить современную кухню… Ее привлекли его молчаливость и внешность героя вестерна, однако физическая сторона их брака разочаровала с самого начала. «Все время проводит со своими овцами, а секс для него что случка — быстренько вошел и вышел…» Он даже не думал о том, чтобы доставить Марте удовольствие… полагаю, слово «думает» здесь ключевое, человеческий секс отличается от секса животных тем, что мы думаем о нем и радуемся, когда нашему партнеру тоже хорошо… Возьмите спаривающихся собак, обезьян в клетке или барана с овцой — самцы испытывают что-то вроде облегчения, это все равно что почесаться или сходить по-большому… когда смотришь на них, мысль о наслаждении даже не приходит в голову, ну а самки, так те просто терпят… Интересно, у самок бывает оргазм? Вряд ли, но стоит спросить у кого-нибудь с естественного факультета. Скорее всего женский оргазм — изобретение человека разумного, женщины разумной… В процессе селекции у нас развился более крупный, чем у обезьян, пенис — это сами женщины выбирали… В этом отношении у Тома все было в порядке, я видел, как он мочился однажды у холма, у него имелось приличное снаряжение, но он не умел им как следует пользоваться, не мог доставить женщине удовольствие… Марта научила меня этому, и я страшно благодарен ей, как и множеству других женщин, которые даже не догадывались, кому они должны быть благодарны за радость, которую я им доставлял… нет, это не эротомания. Если бы она просто использовала меня, то злилась бы, когда я кончал раньше времени, стоило ей только взять мой член в руку, но, она, наоборот, говорила: «Не волнуйся, любовничек», — поглаживая его, пока он снова не твердел… в конце концов, я научился оставаться в ней минут пятнадцать, не кончая, повторяя про себя формулы из физики… даже если самки каких-то видов животных и способны к оргазму, их самцы не умеют достаточно долго задерживать эякуляцию, чтобы доставить им удовольствие. Марта испытывала такое наслаждение, что у нее на глазах выступали слезы радости… теперь я понимаю, почему больше люблю трахаться со зрелыми женщинами. Все из-за первого опыта с Мартой… Они всегда благодарны тебе, а ты гордишься этим… к тому же чисто психологически они способны на более интенсивный оргазм… Мы делали это по шесть-семь раз за вечер, пока Том торчал в своих пабах… Как только за холмом затихал звук его грузовика, мы шли наверх… но однажды вечером случилось то, чего я всегда боялся: грузовик сломался, и он вернулся домой, чтобы вызвать аварийку, мы услышали скрип ворот, когда оба были уже в моей кровати, боже мой, мы еле выкрутились, Марта успела накинуть одежду и велела мне оставаться в постели, притворившись больным… после этого случая мы стали побаиваться заниматься этим, особенно я… Я был уверен в том, что Том всыплет мне по первое число, если только нас застукает. Я представлял себе, как меня с позором отправляют домой, но еще ужаснее было то, что мне придется во всем сознаваться родителям…. После каникул я рассказал своему лучшему другу о том, что случилось, но он не поверил мне, решив, что я все сочинил. «Пиздишь ты все, Мессенджер», — сказал он мне. Я не стал спорить, мне даже стало легче, ведь это было предательством по отношению к Марте, а тем более — к Тому. Мне просто очень хотелось поделиться с кем-то, меня распирало от этого недавнего переживания, но в то же время его скептицизм был мне на руку, потому что эта история так и не дошла до моих родителей и деда. Я написал письмо Тому и Марте, поблагодарив их за все, и мы еще пару лет обменивались открытками на Рождество, но потом потеряли связь, и я их больше не видел и ничего не слышал о них… Черт, уже без четверти десять… [конец записи]

7

Понедельник, 3 марта. Весь вчерашний день и половину сегодняшнего читала работы студентов — это их главные вещи, в основном романы (есть два сборника коротких рассказов). Они начали писать либо в прошлом семестре под руководством Рассела Марсдена, либо еще до того, как поступили на этот курс. Чувствую, что с меня хватит, и не то чтобы работы плохо написаны, наоборот, общий уровень довольно высок, просто слишком уж много пришлось читать. Открываешь чью-нибудь папку — и перед тобой целый мир, в который нужно вникать, новые характеры и имена, которые нужно запомнить, их внешность, родственные отношения, причины и следствия, которые нужно установить, наконец, новое время года…