Думают…
Шрифт:
Фойе наполнено голубоватым светом, проникающим через тонированные стекла. Внутри становится ясно, что здание построено из стали и стекла. Все офисы, подобно лучам, расходятся от главного помещения в центре. Их изогнутые внутренние стены тоже стеклянные, и посетителю хорошо видно, что делают люди в этих офисах, хотя большинство занимаются одним и тем же: сидят у мониторов и время от времени стучат пальцами по клавиатуре. Три этажа здания соединены лифтом и открытой спиральной лестницей из нержавеющей стали и отполированного дерева, которая поднимается от центра первого этажа и соединяется с верхними этажами, коридорами и галереями.
— Вы не заметили ничего необычного в этой лестнице? —
— Она очень изящна, особенно перила, — говорит Хелен.
— Я не об этом. Она левосторонняя, как двойная спираль ДНК. Спиральные лестницы обычно делают по-другому.
— А я и не сообразила.
Он показывает ей помещения первого этажа: приемная, небольшая библиотека, лекторий с наклонными откидывающимися креслами, классы для аспирантов с рядами одинаковых компьютерных рабочих станций. Одну из цокольных комнат с кондиционированным воздухом, где множество компьютеров всех размеров и конфигураций гудят и подмигивают сами себе и на чьих жестких дисках и пленках хранится почти вся работа Центра, Ральф называет «Мозгом здания». Мужчина в белом лабораторном халате изучает распечатку одной из машин. Ральф представляет его Хелен: Стюарт Филлипс, его системный администратор. Хелен замечает, что к мониторам всех машин прикреплены карточки с именами: «Треска», «Томпсон Первый», «Томпсон Второй», «Снежок» и так далее.
— Если называть их буквами или цифрами, очень легко запутаться, поэтому мы даем им клички, — говорит Ральф.
— А почему все клички из книжек про Тинтина? — спрашивает Хелен.
— Это была идея профессора Мессенджера, — отвечает Стюарт Филлипс, поворачиваясь к Ральфу.
— Мои дети обожали эти книжки, — говорит Ральф. — Они до сих пор их любят, да и я тоже.
Он провожает ее в приемную, где стоит швейцарский автомат с напитками, низкие модерновые диваны и кресла, старые и протертые. Трое молодых парней в джинсах, футболках и кроссовках о чем-то оживленно беседуют в углу. Ральф представляет их Хелен: аспиранты Джим, Карл (из Германии) и Кендзи (из Японии). Хелен спрашивает ребят, над чем они сейчас работают. Джим занимается робототехникой, Карл — эмоциональным моделированием, а Кендзи произносит нечто невразумительное, и Ральф повторяет вместо него — «генетическими алгоритмами».
— Я примерно представляю себе, что такое робототехника, а что значит все остальное — понятия не имею.
Карл объясняет: эмоциональное моделирование — компьютерная имитация тех моделей, с помощью которых эмоции и переживания влияют на поведение человека.
— Например, скорбь? — спрашивает Хелен, глядя на Ральфа.
— Совершенно верно, но Карл работает над программой материнской любви.
— Мне хотелось бы посмотреть, — просит Хелен.
— К сожалению, я не могу сейчас продемонстрировать, переписываю программу, — извиняется Карл.
— В другой раз, — говорит Ральф.
— А генетические… как вы сказали? — Хелен вопросительно смотрит на Кендзи. Молодой человек сбивчиво объясняет на ломаном английском, и Ральф тактично резюмирует сказанное, чтобы Хелен могла понять, о чем идет речь:
— Генетические алгоритмы — компьютерные программы, которые способны делиться, подобно биологическим формам жизни. Это задание дается специальным программам, и те, что справляются лучше других, продолжают деление. Иными словами, они разделяются на пары и занимаются сексом, — произносит Ральф, к великой радости аспирантов. — Мы делим программы напополам и перемешиваем их. Если делать это достаточно часто, можно получить более совершенные программы, чем те, что способен создать хороший программист.
— Надеюсь, они не смогут выйти из-под контроля, — говорит Хелен, — и не попытаются
— Скорее всего они соберутся в отдельной комнате и станут рассуждать о том, разумны люди или нет, — шутит Ральф.
Молодые люди вежливо смеются и отходят к своим рабочим местам, демонстрируя трудолюбие и преданность своему делу. Ральф и Хелен остаются одни. Он спрашивает, какой кофе она предпочитает, и нажимает соответствующую кнопку на машине. Внимательно наблюдает, как она пьет каппучино с шоколадной крошкой.
— Мммм… очень вкусно, вот только пластиковая чашка все портит.
— Ах да, у каждого из нас есть своя фарфоровая. — Он подходит к деревянной полке, где на сушилке висят разноцветные чашки с именами владельцев. Он берет черную с надписью «БОСС» большими белыми буквами. Подставляет под кофеварку, наливает себе двойной экспрессо с сахаром.
— У вас нет отдельной комнаты отдыха для преподавателей? Это очень демократично, — замечает Хелен.
— Просто у нас учатся в основном выпускники других вузов. У нас нет курсов для обычных студентов. Это вызывает недовольство у всего университета.
— А почему?
— Я не хочу, чтобы мои работники теряли время и энергию на обучение студентов элементарному программированию.
— Нет, я хотела спросить, почему это не нравится университету.
— Чем больше студентов, тем больше денег. Высшее образование стало сейчас крупным бизнесом. — Он смотрит на нее поверх кружки. — Это наш больной вопрос, боюсь наскучить вам рассуждениями на эту тему.
— Не бойтесь, — говорит она.
— Это заведение было построено с помощью компании Холта Беллинга. Наш вице-канцлер одно время дружил с председателем их правления. Они внесли основную сумму и сейчас финансируют половину нашей работы, а университет оплачивает другую половину. Договор продлевают каждые пять лет. В следующем году истекает вторая пятилетка, но Холт Беллинг не собирается его обновлять. Они восхищены нашей работой, но больше не могут нас поддерживать. Я не вправе их осуждать. «Майкрософт» отобрал у них почти всю работу, и теперь начались финансовые трудности. С самого начала было ясно, что рано или поздно они оставят нас на полное университетское обеспечение. Но и у нашего университета не ахти какой бюджет. Новый вице-канцлер и его «Комитет общественной безопасности» — так я называю команду его администраторов — утверждают, что не смогут покрывать расходы всей нашей научной деятельности.
— И чем это вам грозит?
— В худшем случае мы закроемся. — Он саркастически ухмыляется и добавляет: — Возможно, наш центр превратят в Центр писательского мастерства. Джаспер Ричмонд говорит, что в его английской школе уже не хватает мест. А писательское мастерство одобрено «Комитетом общественной безопасности».
— Вот как? — удивляется Хелен.
— Ну да. Курсы очень популярны, на них поступают как студенты, так и аспиранты. Американцы проходят здесь свою зарубежную практику, поскольку на писательское мастерство проще получить кредит. Больше студентов — больше денег. Английская школа заключает с обедневшими писателями краткосрочные договора…
— …за гроши, — вставляет Хелен.
— За гроши, без пенсионных и декретных выплат, даже без отпуска. Расходы на такой курс незначительные. С деловой точки зрения — высокопродуктивная и низкозатратная операция. Но нужно ли нам столько писателей — большой вопрос.
— А когнитологи нужны?
— Думаю, да. Будущее — за компьютерной и генной инженерией. Нам нужны люди, которые понимают фундаментальные проблемы и возможности работы в этих областях. Но наши хозяева, очевидно, этого не понимают. Всегда трудно добыть деньги для теоретического изучения предметов отвлеченных.