Dung beetles

Алешко Алексей Владимирович

– Прелесть! Солнца наверняка мало, зато какая надежная защита от всяких невзгод и катаклизмов.
– Засмеялась коза.

– Мерзкое растение.
– Выругался Артём, немедленно вырвал его и бросил на обочину.
– Подобное к себе подобным.

– И повелел Господь большому киту поглотить Иону!
– Заорала коза что было мочи и начала пританцовывать.
– И был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи. И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита. И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу!

– Теперь в пингвине пусто,

он больше не должен сохранять себя «ради» или «для», он больше вообще ничего не должен.
– Возразил ей вернувшись на лавочку Артём.

– Лети!
– Засмеялась и замахала на пингвина коза.
– Хотя, зачем?
– Тут же резко осекла она сама себя.
– Покой, что здесь, что где-то там, в Антарктиде, он везде покой, без каких-либо «должен».

– Покой. Покой. Спокойствие.
– Забурчал, начав что-то понимать, Артём.

– Удручающее спокойствие!
– Снова весело взвилась коза.
– Херово тебе, братец?
– Она хитро прищурилась, склонив голову на бок. Артём кивнул.

– Внутри пусто, как в старом колодце, затерянном в самом центре самой большой степи, или Антарктиды, где пингвины.

– Спокоен и пуст, как мусорка-пингвин!
– Опять затанцевала вокруг Артёма коза.
– Ни мыслей, ни эмоций, сидит мальчонка на лавчонке в остановке и курит. Мамка не заругает?

Артём зло отмахнулся от козы и удивленно посмотрел на непонятно откуда взявшуюся в руке сигарету.

– Тю! Смотрит куда-то?
– Продолжила виться вокруг него коза.
– Наверное смотрит.
– Она заглянула ему прямо в лицо.
– Возможно даже уже что-то видит.

Артём зло и сильно оттолкнул козу, та кубарем вылетела из остановки и зашлась хохотом.

– Но информация не усваивается!
– Коза каталась по асфальту колотя по нему копытами и сквозь хохот кричала.
– Она просто регистрируется нарисованными на металлической голове черными кругами глаз, перетекает через мозг в легкие и бесследно выдыхается вместе с сигаретным дымом! Это хорошо, это правильно! Ничего не хочу, ничего не нужно, вот ничего и не беру, словно пингвин!
– Она вскочила и подбежала к Артёму.
– Ты - пингвин! Ты теперь лишь часть автобусной остановки, многие годы видевший все это и уже не воспринимающий ни-че-го!

– Не надо было выкидывать из него эту былинку.
– Спокойно сказал Артём.

– Или надо?
– Мгновенно успокоившись и снова хитро прищурившись спросила коза.

– Надо - не надо, не надо - надо. Какая разница.
– Устало опустил руки Артём.
– Обрыдло.

– Обрыдло...
– Протянула коза.
– Слово-то какое замечательное вспомнил.

Она подняла выпавший ежедневник и начала быстро его листать.

– Вот!
– Обрадовалась коза, наткнувшись на искомое.
– Обрадло, производная от обрыдаху - «оплакивать».
– Она захлопнула ежедневник.
– То есть надоело до слез и колик печеночных. Надоело, а наружу не выходит, томится внутри и мучает, мучает, мучает.
– Коза резко замолчала и села рядом с Артёмом.
– Да, правильно

сделал, что выкинул.

– А что былинка?
– Спросил Артём.

– Да ничего! Кого интересует ее мнение, когда тут такое «обрыдло».
– Коза поудобней примостилась на лавочке копируя позу Артёма.
– А что обрыдло?

– То, что все неправильно?
– Спросил Артём.

– Ты меня пугаешь.
– Удивленно посторонилась от него коза. Артём усмехнулся.

– Ну так это исправлено - сбежал.

– И молодец.
– Едко поддела его коза.

– Да, пусть просто сбежал, низко и бесчестно, а вот все это «должен» вообще честно?

– Честно, мать его?!
– Передразнивая Артёма взвизгнула коза.

– Честно?!!!
– Тут же завелся, но сразу успокоился он.
– Да, честно. Да, мать его, честно.

– К сожалению, честно, но.
– Коза обняла Артёма за плечи.
– Пусть былинка-травинка, а ты?

– Лишь пустота?

– Если хорошо разобраться...
– Протянула коза.

– И, как пустоте былинка не указ, так и ей мнение пустоты не авторитет. Да и откуда у пустоты мнение? Может ли быть мнение у пустоты?
– Коза почесала копытцем ухо.
– Нет, не может: пустота с мнением - уже не пустота.

– Тональ и нагваль.
– Констатировал Артём.

– Ты, это, курить-то хватит.
– Ухмыльнулась коза. Артём тоже усмехнулся и докуренная сигарета вылетает из остановки. Лихо перелетела на другую сторону дороги, шмякнулась об асфальт, покатилась останавливаясь и, моргнув напоследок угасшим угольком, затихла.

– Навсегда затихла.
– Сказала коза.

– Она отдала все свои долги.
– Кивнул Артём.

– Тогда смотри. Просто смотри.
– Сказала коза и замерла, как каменная.

Сумерки. Предзакатные сумерки, когда еще все отчетливо видно, но медленно сваливающееся за пожелтевший лес солнце уже не режет глаза, а подчеркивает ранее размазанные его же яркостью детали.

«Сергей + Катя = Любовь!» - нацарапано чем-то острым на потолке остановки, торопливо, словно мимоходом, когда ты что-то делаешь, а тебя торопят. Надпись старая, очень старая, возможно эти Сергей и Катя уже нянчат внуков, а может так дальше надписи дело и не пошло.

– Или пошло но, раздавленное «должен», развалилось.
– Напомнила о себе коза бесцеремонно вмешавшись в мысли Артёма..

– Возможно.
– Кивнул он ни чуть не удивившись словам козы как продолжению своих мыслей.
– Но почему-то хочется думать, что все у них хорошо: свой домик, на выходные приезжают дети, везя в гости к бабе с дедой озорную ватагу внуков. Внуки носятся по двору и ходят с отцами рыбачить на ближнее озерко, а вечером все собираются за большим столом и после ужина пьют чай на веранде, обязательно из пузатого самовара, фамильного, с историей, от пращуров оставшегося.

– Да, наверное так и есть.
– Поддержала коза.
– Надпись же на потолке, высоко, значит и чувство, которое заставило запечатлеть его повыше, соответствовало.