Dung beetles

Алешко Алексей Владимирович

– Возможно.
– Соглашаясь снова кивнул Артём.

– А вот в городе все не так.
– Вздохнула коза, встала с лавочки и начала прогуливаться перед Артёмом, как читающий лекцию профессор.
– «Дуся, я тебя люблю!» - пишет некий пылкий воздыхатель на асфальте под окнами многоэтажки ни на секунду не задумываясь о том, что по его посланию, то есть, практически, по его чувству, будут ежедневно топтаться сотни ног! На него будут плевать, сморкаться и, обязательно, какой-нибудь Тузик, недотерпев до ближайшего столба, справит малую нужду точно и мерзко перечеркнув струей «люблю».
– Коза опустилась на четвереньки, пародируя ссобаку задрала заднюю ногу и вильнула

задом, как бы изображая процесс перечеркивания. Артём грустно усмехнулся.
– Да и сколько замужних «Дусь», из чьих окон так же видна надпись, приняв на свой счет, и перепугавшись реакции ревнивого мужа, мысленно пошлет «пару ласковых» недальновидному Ромео!
– Завершила мысль коза поднялась на задние ноги и, посмотрев на Артёма словно только он в этом виноват картинно топнула ногой.

– Неизмеримый поток отрицательной энергии.
– Просто сказал Артём.

– Именно!
– Подхватила коза.
– В котором легко затеряется и утонет и та самая Дуся и ее воздыхатель!

– Туда им и дорога, сволочи и лицемеры.
– Так же просто сказал Артём.

– Все.
– Коза снова уселась на лавочку.

– Хотя, какое-никакое, а излитие чувств без «должен».
– Спустя некоторое время продолжила она.
– Ведь никто не заставляет где-то искать краску, приходить ночью и аккуратно выводить на асфальте, специально, для одной только Дуси.

– И дальше что?
– С сарказмом скривился Артём.
– А дальше уже будет «должен», потому что Дуся привыкнет, и избежать этого можно только поменяв Дусю на «Дусю номер два», потом «три» и так далее.
– Сам ответил он на свой вопрос.

– То есть бежать?
– Усмехнулась коза.

– Как вариант.

– Так и бежать, от одного «должен» к другому, меняя их и за каждым новым поворотом сталкиваясь с очередным.
– Заговорила коза.
– И бежим, бежим, бежим, они прилипают и отваливаются от тряски бега, ведь стоит остановиться, как облепят, покроют броней и уже не подняться под их весом, под их уютной броней фамильного самовара.
– Последнюю фразу коза протянула с вилимым удовольствием и осклабилась.

– Хех! Уютной.
– Вздохнул Артём.

– Знаем-с цену этому уюту. Да?
– Едко спросила она.
– Травинка, ты где там? Скажи, тебе где лучше, в пингвине, или среди своих?

– Молчит, мерзкое растение?
– Не менее едко спросил козу Артём.

– Может дело не в «или/или», - проигнорировала коза Артёмов вопрос, - тоже мне, маятник Фуко нашелся, а как насчет среднего положения? Состояния покоя?

– Покоя? «Одной жопой на два стула» это называется.
– Артём сладко зевнул и потянулся.
– В детстве помниться обзывалка была: «Пингвин двужопый». Не помню, что она значила, но прикольная.

– А хорошо было тогда, да?
– Спросила коза.
– Маленький человек, маленькое «должен»: учись, да кашу по утрам трескай.

– Назад хочу.
– Вздохнул Артём.
– Даже уроки согласен делать и стенгазету рисовать. Очередь за бананами, по подписке цветной телевизор выиграли. Первый велосипед, первая любовь…

Коза, перебивая, ткнула Артёма копытцем, другим указывая на надпись на стене остановки: «Верка блять и сука!» - Смотри.
– Надпись, крупная, аккуратно выведена синей краской. Не старее предыдущей.
– Чем же должна была обидеть некая «Верка» писавшего, что он, бросил красить забор и помчался, с кисточкой и краской, разыскивать остановку, запечатлеть, так сказать, обиду?
– Спросила коза.

– Изменила.
– Просто сказал Артём.

– Как минимум.
– Согласилась коза.
–

А что возможно «как максимум»?

– Изменила с другом?

– Вариант.
– Кивнула коза.

– А с чего ты решила, что писал обязательно Веркин бывший парень? Может это ее подруга, у которой та увела парня, а парень, тот самый Сергей, который царапал на потолке про себя и некую Катю?
– Спросил Артём. Коза засмеялась:

– Катя, при которой Сергей изображал акробата, выцарапывая на потолке остановки про любовь, прознав, что тот подался к Вере, схватила кисть и краски, оставшиеся после ремонта туалета, и побежала замазывать следы увековеченного ранее чувства. Прибежала, до потолка дотянуться не смогла и написала на стене.

– А почему тогда «Верка - сука», а не «Серега - кобель»?
– Ехидно уточнил Артём.
– И почему именно изменила? Разве мало других причин, других неисполненных «должен», могущих ретранслировать что-то отрицательное в оскорбительную надпись на стене.

– Например, тупость?
– Спросила Коза.

– Нет, не тупость, а конфликт недостаточной коммуникабельности одного с ущербной толерантностью другого. И пойди, разбери, кто прав, а кто виноват.

– И здесь уже эго, размером с Останкинскую телебашню.
– Фыркнула коза.
– А надо-то всего было сесть, успокоиться, помолчать и послушать, не друг друга, а тишину. Представить, что вот такая она и будет - тишина одиночества. Просто послушать, не нарушая ее звоном битой посуды и взаимных упреков, вспомнить, как вместе выцарапывали сердечко на коре старого дуба, кормили уток в Ботаническом саду и первый раз ели суши в японском ресторане.

– Да ведь так и было: сидел, молчал.
– Тихо-тихо сказал Артём.

– А она?
– Заботливо уточнила коза.

– Она била.

– Сперва его, неясными упреками и непонятными обвинениями, а потом посуду.
– Подитожила коза. Артём засмеялся.

– Смотри.
– Она снова ткнула его копытцем, указывая на следующую надпись: «Колян - урод!». Артёму сразу стало легче, спокойней: у Сергея и Кати все в порядке. Надпись была такая же старая, авторучкой, маленькая, ну может чуть крупнее обычного почерка.

– То есть Колян и урод, но не совсем, хоть и с восклицательным знаком, но недостаточно уродист, чтоб ради этого тащить незнамо откуда банку с краской.
– Засмеялся Артём.

– Как интересно!
– Подхватила коза.
– Первым делом, примем за аксиому то, что у Кати и Сергея все в порядке, то есть их можно из уравнения исключить. Тогда получается, что также присутствующие здесь Коля и Вера поссорились.

– Вера бросила Колю, так как он урод, и даже «блядь» без ошибки написать не смог.
– Поддержал рассуждения козы Артём.
– Тот расстроился и, прекратив красить забор, побежал в соседнюю деревню за самогоном.

– А что еще может пить, пишущий с ошибками Колян? Не Текилу же!
– Со смехом подхватила коза.

– А так как денег у него не было, побежал с краской, меняться.
– Перехватил нить рассуждений Артём.
– По дороге остановился здесь отдышаться, и заодно запечатлел свое отношение к Вере.

– Спустя некоторое время Вера шла из библиотеки, увидела послание и просто подписала рядышком, соблюдая знаки препинания: «Колян - урод!» - Завершила рассуждения коза.

– А почему, собственно, данный Коля урод?
– Спросил Артём.
– Может он и не урод вовсе, хоть и пишет с ошибками. Да и самогон никогда не пил и пить не собирается, а просто он так же сидел и молчал, а она кричала и била, кричала и била, била и кричала, не понимая, почему он молчит.