Дурак космического масштаба
Шрифт:
Локьё в раздражении швырнул алайский контракт на покрытый свежим слоем силикона подковообразный стол и велел вызвать Бризо.
Тот не промедлил. За более короткое время прибыть с "Хайора" на "Леденящий" было просто невозможно. Настроения алаец чувствовал прекрасно. Хитрый, изворотливый мерзавец. Окажись таким же мерзавцем мальчишка-капитан, всё было бы осуществить гораздо проще.
У эрцога заломило виски, и он раздраженно рявкнул на ухмыляющегося Бризо.
Бризо любил, когда кому-то рядом больно. Однако приходилось терпеть его.
И от непредсказуемого имперского капитана следовало избавиться. Но — как?
Убийство потянет за собой неправомерное натяжение нитей в секторе. Капитан — емкая и тяжёлая фигура. Лучше всего подошло бы что-то аккуратное и без лишних эксцессов. Тюремное заключение, например. Или высылка из сектора. Или — болезнь… Длительная затяжная болезнь, вроде ишчи — "отнимающей память"…
Бризо что-то говорил, но, видя задумчивость эрцога, замолчал.
— О чём ты там? — нахмурился Локьё, поняв, что не слушает собеседника.
— Сматываться нам, говорю, надо. Дельце-то не выгорело. А денежки я взял.
— Ну и разве не хорошо тебе?
— Хорошо-то хорошо, а пересидеть бы, — хмыкнул Бризо.
Эрцог и так подозревал, кто именно заказал Бризо голову имперского капитана, а теперь его подозрение переросло в уверенность: по данным разведки в сектор Абэсверта возвращались корабли генериса Клэбэ фон Айвина. Значит — фон Айвин… Нет уж, эта имперская свинья капитана "Ворона" не получит. Это было бы почище, чем перепоручить щенка Бризо, положившись на его "природные" честность и человеколюбие… Интересно, алайцы вообще понимают как-нибудь слово "честность"?
— А что, — лениво спросил эрцог. — Клэбэ много заплатил тебе?
Бризо глядел исподлобья, но не отпирался. К гиперосведомлённости Локьё он уже привык.
— Достаточно, — буркнул он, наконец.
— Значит, мы не зря отпустили капитана — он и вправду чего-то стуит.
— Отпустил-то ты, а расплачиваться… — попробовал огрызнуться Бризо.
— Ну-ну… — выжидающе посмотрел на него эрцог.
Но алаец уже сдулся.
— Вот так всегда, — фыркнул Локьё. — Только захочешь тебя наказать примерно, а ты уже в кусты. Что ж, может, это некая разновидность алайского ума, взамен общедоступных его разновидностей… — он помолчал. — Ты полагаешь, что "Хайор" должен уйти на время? Но давай промоделируем, что может сделать с тобой фон Айвин, учитывая сложившуюся ситуацию: временное перемирие, противостояние с разных сторон условной границы…
— Ты хочешь сказать, что твои корабли защитят бедного алайца? — удивился Бризо.
— Ну, не такого уж бедного, учитывая выплаченные тебе деньги, но защитят. А удрать, если начнутся военные действия, ты всегда успеешь.
Несколько секунд Бризо смотрел на эрцога с сомнением, зрачки его дышали, словно он оценивал что-то более сложное, чем честность привычного партнёра. Потом узкий рот раскрылся.
—
— Что значит "я тронут"? Что ты имеешь ввиду, безграмотное животное? "Я тронулся"?
— У нас тоже есть свои понятия о благодарности…
Эрцог приподнял в мнимом удивлении брови.
— Это из какого места у тебя прорезалось вдруг БЛАГОДАРНОСТЬ? Ты хочешь моей безвременной кончины на почве борьбы с социальной сегрегацией?
Бризо набычился, и эрцог понял, что какие-то странные чувства действительно терзают алайца.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, наклоняясь к столешнице, он и сидя был гораздо выше Бризо, и заглянул в желтые змеиные глаза с вертикальными зрачками. — Что ты этим хотел сказать? За что именно ты мне, якобы, благодарен?
— За то, что не дал убить его, — выдавил Бризо, и его покрытые тонкими чешуйками пальцы задвигались в противоречивых жестах, как будто алаец хотел сразу выразить и расположение и неудовольствие.
— На-адо же, — протянул эрцог. — И чем он тебе понравился? Отвечай! — он свёл брови и перехватил ментальную нить разговора, так что у алайца сдавило горло. — И только попробуй соврать мне!
— Он, — Бризо хватанул воздуха, закашлялся и выдавил через кашель. — Он живой.
— Что значит — "живой"? — эрцог желал объяснений.
Но Бризо помотал головой и повторил:
— Живой.
— А мы, что? Мертвые..? — начал эрцог раздраженно и замолчал, задумавшись.
Действительно, в религии алайцев человек изначально мёртв. Рождаясь, он из мира живых переходит в земной мир страданий и смерти. Оттого убийство у алайцев считается актом благородным, можно сказать оживляющим. Противоречило бы этому принципу только убийство "живого"… Похоже, Бризо сомневался в своей оценке имперского капитана до последнего, но слова эрцога о защите "Хайора" — склонили-таки чашу весов.
— А с чего ты взял, что он — "живой"? — продолжил допрос эрцог.
— Люди мои говорят. Говорят — он любит.
— Кого, болван?
— Всё любит. Мы любим себя — а он любит всё. Мертвый тоже может любить. Но мёртвый любит зачем-то. Я люблю женщину за удовольствия, которые она мне даст и детей, которых родит. Я люблю тебя за боль, которую ты мне даришь. А он просто любит. Как в сказках. Мои люди волнуются и много болтают.
Эрцог задумался. В чём-то Бризо был прав. Поведение молодого капитана ни под какие корыстные мотивы не попадало, как его не верти.
Взять хотя бы историю с самим Бризо. Получив в подчинение алайский корабль, мальчишка вполне мог выяснить отношения и с его капитаном. Эрцог вспомнил кинувшуюся на алайца собаку… Нужно-то было всего лишь промедлить долю секунды… Но мальчик реагировал на Бризо, как на любого из своих. Локьё видел это прекрасно. Настолько необидчивый? Или..?
Эрцог вспомнил, как имперский капитан опускал глаза или отводил взгляд, пережидая вспышки его собственного гнева, и поднимал их снова, такие же чистые и настырные.