Дурак космического масштаба
Шрифт:
Регент застыл посреди кабинета. Эрцог добился того, чего хотел — спутал приоритеты. Теперь Бгоро нужно будет несколько часов накручивать себя по новой, чтобы снова поднять тему фон Айвина и возобновления военных действий. Но, эрцог не сомневался, он — накрутит.
Бгоро ещё пару секунд поторчал чёрной статуей посреди кабинета, потом дёрнул ушами и снова зарысил. На этот раз — к креслу. Разговор утомил его. Локьё не следил за тем, сколько нервной энергии вкладывал в слова, у него слишком болела голова.
Бгоро мысленно продолжал
Он выглядел излишне смуглым для доминанта. Кожа его была не просто коричневой от загара, она была черной. А лет пятьдесят назад эрцог знавал Бгоро жгучим, кудрявым брюнетом. Но теперь регент голову тщательно брил, а из-под черного пигмента пробивался нежный, золотистый тон. Тауингибер болезненно относился к нечистоте собственной крови. Ходили слухи, что он и волосы выпрямил, но скрывает это до поры, видимо, ожидая, когда хорошо знающие его сдохнут.
Локьё вздохнул и закашлялся. Завтра этот разговор, скорее всего, повторится. Регента невозможно убедить в чём-то, расходящимся с его собственным мнением. Он затыкается не за тем, чтобы обдумать чужие аргументы, но чтобы подобрать свои. Впрочем, Пфайфер, тот — вообще не слушает никого, кроме себя.
В висках заломило сильнее, и Локьё прикрыл глаза.
Дверь разъехалась, вошёл молодой помощник Домато.
— По вашему слову, мой лорд, — сказал он спокойно, понимая, что Тауэнгибер совершенно не в курсе взаимоотношений эрцога и свитских и не знает, что заходящие даже по приказу, никакого права голоса в кабинете Локье не имеют.
Значит, Домато послал Элиера прервать этот разговор. Эрцог сбросил ему медицинское заключение, присланное имперским капитаном, так и не успев прочесть. Домато прочел, и он озабочен.
— Извини, Бгоро, я должен на время отдать своё тело медицине, — сказал Локьё, поднимаясь.
— Я не претендую на тело, — скривился регент, но не встал, чтобы уйти. Задушить его, что ли?
Молодой врач тем временем готовил кресло для массажа головы. Потом стал зачем-то доставать совершенно ненужные сейчас медицинские инструменты. На Тауэнгибера он, казалось, не обращал никакого внимания, но регент вдруг заёрзал, глядя на блестящие железяки.
Эрцог тоже взглянул на руки Элиера и понял, что тот, манипулируя предметами на столе, вводит Бгоро в трансовое подчинение, пробуждая в нем детские эмоции, боязнь медицинских инструментов, ожидание боли и дискомфорта…
Регент нервно поднялся.
— Да, Аний, я позабыл, что процедура может помешать тебе… — он хотел съязвить, но еле слышное, как бы случайное, звяканье заставило его вздрогнуть и поспешно откланяться.
Эрцог с облегчением лёг в кресло.
— Что там Домато?
— Сначала — массаж, — возразил молодой врач.
Эрцог вздохнул и расслабил мышцы.
— Удавил бы… — пробормотал он, когда перед сомкнутыми веками всплыло лицо Бгоро.
— Вам можно сказаться больным, — Элиер
— Покой мне только снится, юноша… А Бгоро так и ждёт, чтобы я признал себя больной выжившей из ума развалиной, — беззлобно усмехнулся эрцог.
— Вы думаете, временное командование добавит ему уверенности в себе?
Эрцога пронзила боль. Пальцы Элиера, казалось, на долю секунды вошли в мозг.
— Извините, — сказал он тихо, и Локьё ощутил, что последнее напряжение уходит, а тело становится невозможно лёгким. У парня золотые руки. Как он сказал? Временное командование? Вряд ли Элиер выражал свои мысли…
— Так считает Домато?
— Главный врач считает, что вам необходим отдых.
— С какого конкретно года он мне не обходим, это не уточнялось? — пошутил эрцог.
С Элиером было легко разговаривать. Парень самостоятелен в суждениях, но безукоризненно вежлив. Домато растил его "под себя": он не любил ни тупости, ни разболтанности. Странно, но с молодым имперским капитанам Элиер сразу нашел общий язык. Или — НЕ странно?
— Скажи, а капитан Пайел понравился тебе?
— Да, — спокойно ответил Элиер. — Война его не испортила.
— А меня?
— Вы знали многое в жизни, он — ничего, кроме войны.
— Уклоняешься от оценок?
— Зачем сравнивать несопоставимое?
— Разумно. Ты сам-то видел, что он прислал?
— Вы настаиваете, чтобы я отвечал, мой лорд?
— К сожалению, про отдых мы с тобой только шутили.
— Да, я видел. Я согласен с главным врачом. Это информационная инфекция.
Эрцог не смог справиться с напряжением, и Элиер покачал головой:
— Я же предупреждал, что этот разговор не для сеанса массажа. Я делаю вам больно.
— Если бы все, только вот так делали мне больно… — пробормотал эрцог. — Выходит, я не сумел… Чудовище выпустили на свободу и события пойдут по левой горизонтальной ветке… — он вздохнул и закрыл глаза. — Я не могу подозревать имперцев. Их поведение не дает мне таких оснований. Скорее всего, мы просто опоздали и какие-то хранилища уже были вскрыты…
— Рано ещё судить, сумел ты или нет, — сказал, входя, Домато. — Но одну ошибку сделал. Нужно было рассказать ВСЮ правду, а не её часть. Болезнь, таким образом, не вынесли бы с планеты.
Локьё вздохнул. Спорить — не хотелось. Он и так повёл себя, как не повёл бы не то, что эрцог…
— Рискуя, нужно рисковать до конца, не на половину. Или — не рисковать вообще. Но, в любом случае — не жалеть.
— Я и не жалею, — эрцог снова прикрыл глаза. Даже просто нахождение доктора рядом — успокаивало его. Пусть даже говорил он что-то болезненное и неприятное, но всё равно возникала уверенность, что всё, в конце концов, закончится хорошо. — Но ты опять забываешь, что я, прежде всего, командующий…