Дураки, дороги и другие особенности национального вождения

Гейко Юрий Васильевич

И это, заметьте, при использовании телефонной трубки, прижатой одной рукой к уху.

Существует устойчивое мнение, что система «хэндс-фри» – свободные руки, наушник в ухе, микрофон на груди – снимает все эти проблемы. Ничего по-доб-но-го! Наоборот – «хэндс-фри» еще опаснее трубки! Трудно поверить, согласен. На первый взгляд. Но вы поверьте со второго. Итак.

По исследованиям специалистов Университета Торонто, вероятность аварии при использовании «хэндс-фри» увеличивается в те же пять раз.

Шведы из исследовательского института транспорта с ними едины – у них получилась, правда, цифра четыре: и для трубки у уха, и точно в те же четыре раза увеличивается вероятность аварии при использовании «хэндс-фри».

По авторитетному утверждению Британского научного королевского общества, вероятность аварии с «хэндс-фри» даже больше, чем с трубкой в руке – почему? Да очень просто – с трубкой в руке долго говорить неудобно, руль одной рукой крутить приходится, и человек поневоле напряжен, а с «хэндс-фри» по полчаса можно трепаться и так увлечься разговором, что в итоге вообще забудешь, куда и зачем едешь.

Американцы подошли к этой проблеме дотошнее, на то они и американцы, янки одним словом. Исследования проводились в Университете Флориды. Результаты: у водителей в возрасте до 36 лет время реакции при разговоре по системе «хэндс-фри» увеличивается в 1,21 раза, а у более пожилых водителей – до 65 лет – в 1,6 раза.

Это, можно сказать, первичные результаты исследований. А есть еще и результаты вторичные. Это когда правительство, мгновенно реагируя на первичные результаты, принимает законы, запрещающие разговоры по телефону за рулем, и устанавливает наказания за их нарушение. Правда, справедливости ради надо сказать, что штрафы, которые я вам озвучу, касаются только разговоров с трубкой в руке. Потому что любое вменяемое правительство понимает, что с «хэндс-фри» поймать практически невозможно: а может, человек песни за рулем поет или сам с собой разговаривает – фенька у него такая?

Так вот за трубку у уха в Англии штраф 1000 фунтов стерлингов! Это около 1700 долларов – две трети зарплаты англичанина.

Во Франции 100 евро – двадцать восьмая часть средней зарплаты француза.

В Бельгии не штрафуют, а лишают водительских прав на полгода.

А вот если француз или бельгиец, ну, случайно там, заскочит на минутку в Нидерланды, а туда им, в машину, позвонит жена и спросит: «Тебя к ужину ждать, дорогой?», то обоих, и француза, и бельгийца, объединит общая беда – и по 100 евро выложат, и без прав на полгода останутся.

В США штраф – 100 долларов, не во всех, правда, штатах, но вот бюджет Нью-Йорка, например, только за счет этого штрафа ежегодно пополняется на шесть миллионов долларов. Это получается... 164 человека в день штрафует полиция в многомиллионном городе за разговоры по телефону за рулем – а у нас?

У нас за «хэндс-фри» наказание не предусмотрено. А за трубку у уха – штраф 300 рублей. Да и то, кто и когда его платил?

Ау! Откликнитесь! Если найдется такой, да еще покажет квитанцию об уплате штрафа за разговор по мобильнику, от меня лично получит приз – мобильный телефон. С системой «хэндс-фри».

Мне пара секунд разговора по мобильнику стоила 500 долларов, кому-то обойдется в пару тысяч, а вот замечательному актеру Евгению Дворжецкому она стоила жизни.

МОИ «ЛАСТОЧКИ»

Все мои машины оставили в моей жизни след. За сорок три года их было двенадцать. И неважно, покупал я их, давали ли мне на год-два автомобиль в аренду, на испытания, или дарили, за тысячи километров, прожитых вместе, мы становились друзьями. Друзей не продают, а машины приходится, и потому всегда, когда мы расставались, я едва сдерживал слезы – я всегда был чересчур чувствителен.

Мне повезло в жизни – среди моих машин каждая вторая была, как любят говорить журналисты, эксклюзивная: опытные экземпляры, автомобили, которых не встретишь на дорогах. На них глазели со всех сторон, и стоило остановиться, вокруг собиралась толпа, а я с удовольствием «проводил экскурсии». Я понимаю, что такое везение – результат моей многолетней работы, начавшейся со скромного выпуска в

«Комсомолке» первого «Автоликбеза» в далеком, 1991 году.

«Нулевым» моим автомобилем была белая «шестерка». Белая «шестерка»!.. В 1978 году белая «шестерка» – это было все равно что сегодня «шестисотый». Или даже «Феррари». Мой отец, ветеран войны, по моей просьбе записался в очередь на нее на своем предприятии, хотя мы не имели на эту покупку ни копейки. Но это был единственный тогда способ «встать на колеса» – копить на нее пришлось бы лет десять, отказывая себе даже в питании. Стоила она в магазине 9500 рублей, а на черном рынке цена «шестерки» – совершенно новой, без пробега, – доходила до 18 000 рублей. Когда пришла пора машину получать, я занял у одного барыги безумную сумму 9500 рублей, а расписку ему написал на 13 000 рублей – такие были проценты. Устный же договор был такой: он ее продаст за сколько сможет, а мне отдаст 3000 рублей. На них я и купил свой первый в жизни «Москвич-2140», вдребезги разбитый, ядовито-оранжевого цвета «магма».

Но ведь в то время я работал приемщиком на заводском автосервисе! Поменял на ней кузов на белый, собрал ее сам по винтику, с такой любовью, что эту машину можно было назвать только одним словом: «ласточка» – шкалы спидометра не хватало для скорости, какую она развивала, я об этом уже писал в одной из глав. Она «привезла» меня к моей любимой, она сделала меня на одно лето каскадером, она была моим первым автомобильным счастьем, несмотря на то что до нее я был профессиональным испытателем автомобилей. «Ласточка» оставила самый глубокий след в моей жизни.

Второй моей машиной был «Москвич-2141», приобретенный в самом-самом конце 1986 года – только пошли с конвейера его первые экземпляры. Эта история стоит того, чтобы о ней рассказать подробнее.

В то время я уже был известным журналистом «Комсомолки», очеркистом, но родной завод не забывал и не раз и не два посвящал статьи и заводу, и создаваемому автомобилю «М-2141», которым все мы, заводчане, гордились и на который возлагали большие надежды. Дело в том, что разработка этой машины и даже ее испытания начались еще моего до ухода в «Комсомольскую правду».

До «М-2141» все опытные образцы «Москвича» следующего поколения мы, их создатели и испытатели, сами же называли «ублюдками». Не было тогда традиций дизайна, не было культуры дизайна, не было даже и самого слова «дизайн», а то бюро, которое придумывало формы автомобиля, называлось Бюро художественного конструирования АЗЛК (Автомобильного завода имени Ленинского комсомола), и располагалось оно в закутке конструкторского зала, уставленного кульманами: чертежными досками с руками-клешнями угольников. К бородатым, в свитерах, чудным ребятам никто всерьез не относился.

И неизвестно, каким бы был новый «Москвич», если бы завод не посетил председатель Совета министров СССР товарищ Косыгин Алексей Николаевич в сопровождении директора завода, незабвенного и легендарного Валентина Петровича Коломникова (кличка – Колыма, а АЗЛК в народе расшифровывалось: Артель Замученных Людей имени Коломникова) и огромной свиты и не осмотрел последний опытный образец.

Но он уже не был «ублюдком», мы его звали «чебурашкой». И вовсе не за цвет – зеленый «металлик», – а за симпатичный вид и уши-воздухозаборники по бокам. Передний привод. Говорят, что его показывали легендарному Джуджаро, и он машину похвалил. Нам, испытателям, она очень нравилась.

Но Косыгина ни полностью отечественный «чебурашка», ни похвала великого дизайнера не впечатлили. Осмотрев «чебурашку» с непроницаемым лицом, он спросил Коломникова: «А обязательно ли начинать автомобиль с нуля? Не лучше ли взять прототипом новой машины какую-нибудь известную зарубежную модель и, слегка видоизменив ее, сделать собственную?»

Легенда гласит, что Косыгина спросили: а какая зарубежная модель нравится лично ему? Якобы он ответил, что в автомобилях не специалист, но ему нравится только что появившаяся «Симка-Крайслер», признанная лучшим автомобилем года.