Дураки
Шрифт:
— Мне и не надо. Я лучше лишний раз в зараженной местности побываю. Я вообще в европах не нуждаюсь, так как рос и воспитывался среди растений и животных.
Мальцевские щелкоперы сразу дали ему еще одно прозвище: «местный Маугли».
Вернувшись, но уже не в Скворцы, а в частный дом за городом, господин Берхард объяснился с Дудинскасом насчет злополучных денег на баню, которые ему так и не выделили, разумно сэкономив.
— У нас не то что вы думаете. У нас не любят платить просто так.
За время вынужденного отсутствия, не оставляя надежды вернуться в так полюбившуюся ему Республику, он заметно продвинулся в языке.
— Правильно. Вот и надо было сначала давать деньги на газету,
Берхард обрадованно закивал. Баня в частном доме у них теперь есть, правда без бассейна:
— Спасибо! Мы теперь купим большой бочка, как в Дубинки.
Говорил он уже совсем хорошо, даже немножечко понимал.Но не настолько, чтобы уловить связь между дыркой в заборе, деньгами на массовую ежедневную газету и ракетно-бомбовыми ударами по несчастной стране [105] .
105
Когда некоторые российские политики одной из мер, «адекватных» НАТОвским бомбежкам Югославии, предложили возвращение ядерного оружия в республику, они не могли не понимать, что адекватным со стороны НАТО шагом станет размещение ракет с ядерными боеголовками на территории Польши. Но рассчитывали на другое: испугать можно не приближением ядерного оружия к границам НАТО, а тем, что оно может оказаться в руках непредсказуемого Батьки.
Пять лет назад, уговаривая Бориса Титовича с женой Валей перебираться в Дубинки, Виктор Евгеньевич говорил, что искать нужно было не хорошее место,а единомышленников.
Но вот сейчас, подводя собственные итоги, он понял, что место-то его как раз и не очень устраивает. И время действия. Лучше умереть от тоски по родине, чем от ненависти к ней. Это не он сказал, а Виктор Некрасов, двадцать пять лет назад, навсегда уезжая. Эх, не здесьбы все это построить...
И дело не в Батьке.С ним-то все уже ясно, а значит, можно бы приспособиться. Ко всему можно приспособиться и даже привыкнуть. Кроме одного — кроме того, что никому все, что ты здесь делаешь, просто не нужно.
— Для этого народа можно сделать многое, —сказал он и повернулся к Ванечке Старкевичу. — С ним — ничего.Вот тебе, Ванечка, заголовок для прощального интервью. Слушай, — Дудинскас оживился, — давай сделаем со мной прощальное интервью?
Тут Ирка Талиб разревелась. Вчерашняя заноза, а сегодня у Мальцева главный редактор «Лиц».
Вот те и на! Жанна д'Арк, Сирена Свободы, как ее на весь мир поэт Андрей Вознесенский (они в Дубинках познакомились) прославил в стихах, написанных сразу после того, как по телевизору показали избиение милицией журналистов возле российского посольства. В тот самый день, когда был подписан устав союза России с Республикой [106] .
106
Настоящее избиение и по тому же поводу было позже. Когда впервые «в ответ дали» — со стороны разгоняемых дубинками участников «Марша Независимости» пошли в ход камни, грозные омоновцы, услышав с детства знакомое слово в скандируемой толпой речевке: «Республику — в Европу, Батьку — в жопу!» — побросали щиты и тоже стали в ответ швыряться камнями. Юрий Хащ, режиссер, эту деталь единственный и подметил: «Работают непрофессионально».
Били ее за Батьку,арестовывали, судили и ее, и ее газету, описывали имущество, производили обыски, штрафовали — все
— Витька, ты теперь здесь кто?
Тут вот, ее успокаивая (они стояли у окна на втором этаже концертной залы Дубинок) и глядя в окно, где по бурому голому полю тянулись к размытому горизонту снежные борозды (отчего похоже было на арестантскую робу, в каких она с «коллегами по перу» вышла на улицы, требуя выпустить из тюрьмы Сашу Перемета [107] ), глядя на мельницу вдали с застывшими навсегда крыльями, едва различимую в пасмурном свете этого серого и печального дня, Виктор Евгеньевич медленно произнес:
107
С плакатом «Президента в Переметы, Перемета в президенты!»
— Обидно все-таки, что кусок жизни длиной почти в сорок лет ушел у меня на то, чтобы понять: не нравится мне эта земля и этот народ. Ничего хорошего ни эту землю, ни этот народ уже не ждет.
Ирка Талиб, ее он еще первокурсницей журфака помнит, когда сам («корифей») и учил ее этим мерзостям, возьми и прямо так в своей газете напечатай. Хорошо, что хоть от себя, дрянь, добавила о том, как же В. Е. Дудинскас наивен, если на понимание этой простой, как утро, аксиомы у него ушло так много лет...
Как с того света, из прошлой, даже позапрошлой жизни позвонила архитектор Галя, давний выборщикактера Виктора Матаева в Верховный Совет СССР («Все там же работаю, восемь миллионов зарплаты [108] , а остальное у нас по-старому, все хорошо»). Голос взволнованный, совсем не изменился.
— Неужели вам, Виктор Евгеньевич, неужели вам наш народ не жалко?
— Нет, Галочка, нет. Мне Юру Ходыкина по-настоящему жалко. Он пятнадцать лет своей жизни угробил на борьбу за твое самосознание. И не продвинулся ни на миллиметр. И совсем не потому, что плохо угробливал,а потому, что этому народу иная жизнь и не нужна. Мне и тебя жалко, потому что у вас все хорошо.
108
Семнадцать долларов по рыночному курсу. В месяц, а не в час.
На Коляды ряженые ходят по домам — песни поют, танцуют, попрошайничают — колядуют,за это им подарки.
Дудинскас с друзьями выступили, поколядовали, но подарков не получили, а только неприятности принесли. Да не себе, а Кравцову, который Виктора Евгеньевича в Дубинки пустил — не могне пустить как создателя.Тем более что понимал, как плохо будет, если наверх стукнут,будто новый хозяин решил сразу все поломать с народными обрядами и праздниками.
Вышло хуже.
Про Коляды стукнули.Доложили на самый верх, что снова собрались под видомнародного праздника — очернять и охаивать народ, да еще и предсказывать ему полную безысходность.
Опять, выходит, в Дубинках началось. Только теперь уже не ЦРУ эти сборища финансирует, а, скорее всего, Кравцов, новый хозяин.
На семинаре по туризму Павел Павлович Титюня выступил с докладом.
Хозяева туристических фирм, глядя на Павла Павловича и слушая его, испытывали животный страх. Чемдля них обернется его заинтересованность(теперь и в туризме), они поняли сразу, особенно содрогнувшись от его заявления, что туризм должен давать государствубольше, чем зерновые и бобовые вместе.