Дуреха
Шрифт:
– Нет у меня никакого инстинкта, – девушка отчаянно заплакала. – Никто мне не нужен. Отстаньте все от меня!
– Так, – решительно поднялась Дарья, – четыре часа утра. Завтра хоть и суббота, а все же надо спать ложиться, – она глянула на растерянную Оксану. – Вставай, горе луковое!
– Куда? В полицию меня сдадите? – неловко поднялась девушка.
– Больно ты нужна полиции, – раздраженно хлопнула себя по лбу Дарья. – Думай головой, прежде чем спрашивать!
– Хватит дергать ее, говори толком, – подтолкнула подругу в спину Зоя.
– В общем,
– А потом? – заволновалась девушка.
– А потом попытаемся тебя устроить в женский кризисный центр, есть у нас в больнице такой. Называется «Мамин дом».
– Что за дом такой? – девушка испуганно сжалась. – Я не пойду!
– Глупая, – обняла ее Зоя. – Это чудесное место для одиноких женщин и девушек, которые ждут ребенка. Это такой реабилитационный центр, специально созданный для поддержания материнства, понимаешь? Чтобы женщины не бежали на аборт, а рожали, даже если они одни и нет поддержки. Их государство поддерживает, кормит, одевает, готовит к родам, лечит, если нужно. Таких центров немного, а вот у нас в больнице есть!
– Этот кризисный центр, – кивнула Даша, – помогает найти реальный выход из тупика под названием беспомощность, одиночество и немощь. Специалисты оказывают финансовую, вещевую, транспортную и юридическую помощь, представляешь? А если нужно, даже священника или психолога приглашают.
– И меня возьмут? – Оксана недоверчиво улыбнулась.
– А почему же нет? Возьмут с радостью.
– Разве сейчас есть такие люди, которые просто так помогают?
– Есть, – Зоя, смеясь, обняла ее. – Вот, например, такие сердитые дурехи, как Дашка. Она у нас известная благодетельница. Она же тебя спасла, хоть и ругалась, как сапожник.
В пятом часу утра Дарья с Оксаной, наконец, добрались до квартиры. Девушка совсем выдохлась, еле передвигала ноги. Даша постелила ей на своем диване.
– Все, – коротко приказала она, – умываться и спать. Полотенце в ванной на крючке. Розовое–твое. Давай быстро и без лишних слов.
Себе Дарья постелила на полу возле батареи.
Измученному телу хотелось тепла, тишины и покоя. Она крепко зажмурилась. Все неосознанное, тревожное и неконтролируемое отошло на второй план. В сонной липкой тишине, которую равномерное дыхание Оксаны делало еще глубже, все ночные звуки потеряли свою отчетливость. Проваливаясь в густой крепкий сон, Даша вдруг подумала о том, что все-таки нет на свете ничего милее родного дома.
Февраль, ветреный задиристый хулиган, отступал. Уже считая дни до своего ухода, он угрюмо подвывал, рвался в тепло и хрипло напевал свою вечную метельную песню. И песня эта, наполненная скорбью, печалью и тоской, баюкала и отчего-то успокаивала.
Глава 11
Наши дети–наше счастье и наше наказание. Наши боль, радость и приговор. Они не просто отдельные маленькие люди, а условные символы придуманного нами идеального мира. Это трудно понять, но разве не каждая мама
Наша взрослая рассудочность, еще не осознав, что появившийся на свет малыш–отдельная личность, поспешно пытается встроить его в наш придуманный мир, наладить его жизнь по собственному образцу, примерить на него личные привычки, комплексы и несбывшиеся мечты.
Прикрывая свою эгоистичность красивым словом «родительская любовь», мы часто не видим его цельности, его устремлений. Не понимаем его врожденных способностей. И ребенок становится нашим орудием в борьбе с собственной судьбой.
Оглянитесь. Сплошь и рядом одно и то же.
Если у нас что-то не вышло, не сложилось, то наш ребенок обязательно должен этого достичь, взять реванш. Не сложилось у нас с математикой – наследника отдадут в математическую школу, не стали великим музыкантом–дочь или сын будут сутками разыгрывать гаммы, пытаясь исправить оплошности и неудачи родителей.
И мы никак не можем привыкнуть к мысли, что они не обязаны следовать нашим привязанностям и привычкам просто потому, что у них есть все свое: мысли, цели, мечты, планы, способности и желания.
Ирина Ивановна, вырастившая двоих девчонок, все никак не могла привыкнуть к мысли о том, что ее дочери уже совсем взрослые, не нуждаются в контроле и могут самостоятельно принимать любые решения.
В молодости она, вынужденная много работать, не всегда успевала за взрослением своих девочек, часто пропускала их вопросы и капризы мимо ушей, надеясь на свою мать, которая всегда была начеку.
Оставшись рано без мужа, Ирина Ивановна, в силу природного оптимизма, руки не опустила, долго не рыдала, хотя мужа своего любила безумно.
Трудно сказать, когда происходит надлом в семейных отношениях, когда возникает эта проклятая трещина. А когда замечаешь ее, уже, оказывается, поздно что-то менять, склеивать или сколачивать: трещина разрастается, отношения ухудшаются, люди отдаляются.
Тот день, когда муж, забрав собранные ею чемоданы, ушел из дома, она запомнила навсегда. Сердце рвалось на части: с одной стороны, она злилась на него за безалаберность, неумение жить, чрезмерную любовь к алкоголю, желание свободы, артистичность и непрактичность, а с другой стороны, жалела, любила и очень боялась потерять.
Василий Титов, который был старше жены на целых четырнадцать лет, слыл общим любимцем. Художник, декоратор и дизайнер, он имел кучу друзей, обожал шумные застолья, отличался добрым нравом и невиданной щедростью. Если у него появлялись деньги, то Ирина знала, что их надо непременно у мужа забрать, иначе к вечеру он может остаться без копейки. Причем Василий не был гулякой, просто не знал цену деньгам, которые к нему, невероятно талантливому человеку, легко приходили и так же легко уходили, не задерживаясь в карманах.