Дуреха
Шрифт:
Наутро он, уходя, ласково тронул ее за плечо.
– Ты сразу ложись в моей комнате. Чтобы не бродить по ночам.
Пять дней пролетели как во сне. Он ничего не обещал. Не говорил красивых фраз, не делал громких предложений, не успокаивал и не убеждал. Просто собрал вещи, и, уходя, обнял у порога, крепко поцеловал.
– Ты – чудесная девчонка. Спасибо. Я словно заново родился.
И уехал. Больше она его никогда не видела.
Хозяйка вернулась после симпозиума простуженная. Оксана ее выхаживала, вызывала
Через месяц Оксана поняла, что ждет ребенка. Первое, что она испытала, были испуг и паника!
Мысли лихорадочно крутились. Она в смятении металась по комнате. Поначалу она хотела позвонить Игнату, но поняла, что номера телефона его не знает. Можно было, конечно, узнать, но она почему-то не стала этого делать. Можно было рассказать обо всем хозяйке, но и от этой мысли она отказалась. Как объяснить Софье Никитичне, почему она отплатила ей черной неблагодарностью?
Поразмыслив, Оксана решила, что сама во всем виновата. Сама! Ее никто не соблазнял, не обманывал, не насиловал. Она сама этого хотела, значит, сама и должна отвечать.
И с этой придуманной ею же установкой девушка стала жить дальше.
Какое-то время хозяйка ничего не замечала. Где-то месяца через два Оксана случайно услышала, как профессорша рассказывала кому-то по телефону, что Игнат уехал на стажировку в Германию. Что она счастлива за сына, делающего такую карьеру, и что талантливый хирург вернется в страну нескоро.
А потом, когда живот уже стало невозможно скрывать, Софья Никитична вдруг остановила ее.
– Оксана, ты очень поправилась. Раздобрела, прямо как на дрожжах. С тобой все в порядке?
– Да, все хорошо, – Оксана похолодела.
– А ты, случайно, не беременна?
Девушка, побледнев, кивнула.
– Какой срок? – профессорша нахмурилась.
– Пять месяцев.
– Так. Вот это номер. – усмехнулась Софья Никитична.
Оксана молчала, потупившись.
– Значит, ты не та, за кого я тебя принимала? Как же так, Оксана? – не унималась хозяйка.
Девушка, чувствуя невероятные угрызения совести, хотела во всем признаться, но Софья Никитична, будто прочитав ее мысли, отступила назад.
– Я ничего не хочу знать. Ничего! Это твоя жизнь. Твой выбор. Твое право. Единственное, что я могу для тебя сделать, это разрешить тебе пожить в моей квартире еще один месяц, потому что я уезжаю к сыну в Германию. Но к тому моменту, когда вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Поняла?
Оксана, зарыдав, кивнула. Она другого и не ждала.
Через месяц хозяйка прислала сообщение: «Возвращаюсь утром в субботу. Деньги за два месяца перевела тебе на карту. Желаю удачи».
Так закончилась Оксанкина сказка.
Вечером она собралась, замотала голову платком, надела то самое огромное пальто, взяла сумку, выключила свет в прихожей и, не оглядываясь,
На улице вьюжило. Февраль разошелся не на шутку: кусал щеки, хватал за колени, щипал за нос и леденил руки. Ветер нервно бросал пригоршни колючего снега в лицо, слепил глаза и забивал нос, не давал вздохнуть.
Тяжело переваливаясь, она пошла по улице, поскальзываясь и проваливаясь в наметенные сугробы. Остановилась передохнуть, постояла у магазина, чувствуя, что замерзает. Села в первый же подошедший автобус. Проехала целый круг, вышла на незнакомой остановке и, оглянувшись, поежилась.
«Куда я иду? Зачем? Кому я нужна? Кому нужен этот ребенок? Зачем все мои попытки спастись?»
И она, вдруг увидев рельсы, не задумываясь, побрела по ним. Сколько шла, она не знала. Просто брела в темноте сквозь метель и ветер. И, наконец, обессилев, остановилась прямо на рельсах, решив покончить со всем и сразу, в один миг.
Здесь Оксану и застала Дарья, оставшаяся в тот роковой день на вторую смену.
Закончив свою невеселую историю, девушка горько усмехнулась.
– Вот и все. Счастье мое длилось недолго.
– Да что ж ты, глупая, ничего профессорше не сказала? – изумленно всплеснула руками Зоя.
– Зачем?
– Да это ж ее внук или внучка!
– Ей это не нужно.
– Как же не нужно? – Дарья нахмурилась. – Она ведь хорошо к тебе относилась, жалела тебя: шапку купила, пальто отдала, цепочку на день рождения подарила. Нормальная баба, не злыдня какая-нибудь.
– Вот поэтому и не сказала, что нормальная! Она ко мне по-человечески, а я ей – вот вам подарок? И потом… – Оксана задумчиво прикусила губы. – Люди, как и все на свете, состоят из разных кусочков.
– Каких еще кусочков? – опешила Дарья.
– А таких. Это как клубок, смотанный из двух мотков, черного и белого. Вроде бы вместе две нитки смотрятся хорошо, а если потянешь за одну – удивишься: белая нитка нарядная, чистая, приятная, а черная – нечистая, заношенная, замусоленная. Так и человек: в одном случае улыбается, принимает, одобряет, а в другом – гонит, брезгует, чванится. В каждом их нас и плохое, и хорошее перемешано. И, в зависимости от ситуации, то одно, то другое выплывает наружу.
– Ишь как заговорила, – Дарья пристально посмотрела на девушку. – Все-таки чему-то жизнь и тебя научила.
– Но ведь надо же что-то делать, – Зоя нетерпеливо наклонилась к Оксане.
– Нет, – Оксана отодвинулась к стене. – Ничего делать не буду. Мне бы только родить. И я уеду. От ребенка откажусь, – отрезала она. – Мне с ним никак нельзя. Никак! Пропаду я.
– Боже, я с ней с ума сойду, – Зоя схватилась за голову. – Как это откажусь? Это же кровинка твоя! Я тоже без мужа ребенка поднимаю, но у меня и мысли такой не было никогда! Ты же женщина! Где твой материнский инстинкт?