Дуреха

Мартова Ирина

– Ясно, – поспешила заверить ее Оксана. – Никого и никогда!

– Отлично, – Софья Никитична вдруг скупо улыбнулась кончиками губ. – Теперь насчет жилья. Прошлая домработница у нас не жила. Приходила утром, и вечером отправлялась восвояси. Но тебе, я вижу, жить негде?

– Негде, – подтвердила Оксана, холодея от страха. – Но я, как только заработаю, сразу сниму угол где-нибудь. Обещаю.

– Не обещай невозможного, – поморщилась хозяйка. – Где ты в Москве угол снимешь? У нас здесь три комнаты, есть кладовая, переделанная в комнатку,

там наши домработницы днем отдыхали и вещи свои держали. Будешь там жить. Комнатка крошечная, окон нет, но диван стоит, есть тумбочка и полка. Думаю, поместишься.

– Спасибо, – девушка затрепетала от счастья. – Вы не пожалеете, что взяли меня! Я буду очень стараться!

Софья Никитична пристально поглядела на нее.

– Хочется верить, но практика научила меня не слишком доверять поспешным обещаниям. Посмотрим. Жизнь покажет. Пойдем, покажу дом.

И началась спокойная жизнь. Без нервов. Без унижения. Без оскорблений.

Оксана очень старалась, вспомнила все, чему ее когда-то учила мать. Чистила, мыла, стирала, гладила. Пересадила цветы, которые совсем зачахли в старых горшках, оттерла плитку на кухне, натерла до блеска зеркала, сняла плафоны с люстр и, отмочив их в специальном растворе, вернула плафонам первоначальную белизну. Отпарила жакет хозяйки, накрахмалила скатерть для стола в гостиной.

Софья Никитична все замечала, но, возвращаясь домой, не спешила хвалить свою неутомимую помощницу. Хозяйке нравилось, что девчонка все умеет, лишних вопросов не задает, знает свое место и вкусно готовит.

Так прошло месяца четыре. Софья Никитична привыкла к Оксане, стала иногда ей улыбаться, перебрасываться сс ней словами и приветствиями, а однажды вдруг привезла шапку с шарфом.

– Я смотрю, тебе ходить не в чем, а уже холодает. Вот возьми, я купила.

– Ой, спасибо, – Оксана смутилась так, что даже уши загорелись. – Я отдам деньги, сколько это стоит?

– Нисколько. Носи, – усмехнулась женщина. – Ты мне здоровая нужна. Так что бери без лишних слов.

Недели через три, увидев, как Оксана мерзнет в своей тоненькой курточке, хозяйка молча прошла в гардеробную, достала из шкафа темное пальто.

– Это пальто моей мамы. Ее нет с нами десять лет, а рука все не поднималась выбросить, зато теперь пригодилось. Держи!

– Это мне? – Оксана растерялась от неожиданности.

– Нельзя же зимой курточку осеннюю носить, если только, конечно, не хочешь в больницу попасть.

– Оно огромное, очень большое, – Оксана робко взяла протянутое пальто.

– Ну, извини, – Софья Никитична сердито поджала губы, – другого нет. Мама моя была женщиной полной, высокой, не в пример мне. Велико, конечно, но другого, как видишь, нет. Не нравится, оставь здесь. А если холодно, бери и носи. Выбор за тобой, – Софья Никитична закрыла шкаф и демонстративно вышла в гостиную.

Оксана озадаченно постояла, надела пальто и поглядела на себя в зеркало. Зрелище, конечно, было не для слабонервных: пальто висело на ней, как мешок на

тросточке, рукава скрывали даже ладони, пройма рукавов доходила до талии. Но девушка сразу ощутила, какое оно теплое и, что удивительно, очень легкое.

Покрутившись у зеркала, Оксана решительно сняла пальто, оглядела его со всех сторон.

– Ну, что ж… Пуговицы перешью, рукава подверну, длину тоже подошью.

Следующие пять месяцев пролетели как один день.

Девушка не бездельничала, но работа нисколько не тяготила ее, не добавляла страданий, а напротив, отвлекала от тягостных мыслей, горестных раздумий и безрадостных воспоминаний. Она привыкла, что хозяйка сурова, строга и неулыбчива, и принимала все ее требования и условия без недовольства.

Оксана проявляла недюжинное старание, в интернете находила новые рецепты пирогов, вареников и рулетов. Запекала рыбу, следуя инструкции в ютюбе, научилась делать салаты, о которых в их поселке никто слыхом не слыхивал.

Время летело. Оно ведь не дремлет, не задерживается, не пытается нам угодить. Оно летит стремительно, добавляя нам весен и зим, делая нас старше и, быть может, чуточку мудрее.

В день семнадцатилетия Оксана, вскочив пораньше, испекла любимый мамин торт с шоколадными коржами, заварила чай и затихла, дожидаясь пробуждения хозяйки. Софья Никитична привычно вышла к завтраку в восемь пятнадцать и замерла, увидев на столе праздничный торт.

– Что происходит? Что ты сияешь, как медный пятак?

Оксана, стесняясь своей смелости, пожала плечами.

– Вот. Хотела угостить вас. У меня сегодня день рождения.

– Вот так новость, – Софья Никитична удивленно прищурилась. – Значит, семнадцать стукнуло?

– Угу, – зарделась девушка, польщенная тем, что хозяйка помнит, сколько ей лет.

– Ну, что ж. Поздравляю, – хозяйка улыбнулась. – Давай попробуем твой шедевр.

Оксана разрезала торт, выложила кусочек на тарелку.

– Это не мой шедевр. Это мамин любимый рецепт. Я его наизусть помню, потому что всегда его с ней вместе готовила.

– Я у тебя не спрашивала, потому что никогда не лезу дальше, чем полагается, – хозяйка помрачнела. – Но все же. Как мать тебя отпустила в город к незнакомым людям, да еще до совершеннолетия?

– А она и не отпускала, – Оксана опустила голову. – Она умерла. Я сама уехала, чтобы с мачехой не жить.

– Понятно, – хозяйка молча допила чай и уехала.

А вечером на привезла крошечный футляр.

– На. Поздравляю.

Оксана, оторопев от неожиданности, уставилась на синий футляр:

– А что это?

– Господи, послал же бог такую мямлю! – Софья Никитична забрала у нее бархатную коробочку, открыла, достала оттуда тоненькую цепочку из белого золота. – Косу подними! – Она надела ей на шею цепочку, застегнула и подтолкнула ошарашенную девушку к зеркалу. – Ну? Нравится?

Тонюсенькая цепочка короткой блестящей ниточкой обнимала шею, поблескивала и играла гранями в свете люстры.