Дурная слава
Шрифт:
Эл бросил на него раздраженный взгляд:
— Если не хочешь помогать, налил бы нам кофе. Повар презрительно посмотрел на Эла:
— Мой дед сиживал у костров вместе со многими великими врачевателями, наблюдая, как они накладывают целебные повязки и компрессы, как они готовят целебные отвары и поют заклинания. А ты не врачеватель, — подытожил он наконец. — Ты тупой, необразованный ковбой. — И все же иноходью затрусил к кофейнику и быстро вернулся, неся две кружки горячего черного кофе.
Эл глянул на напиток и пробормотал:
— Черный, как
Дикий Джек проворчал что-то невнятное в ответ и снова направился к стойке. Но не успели они сделать и по глотку кофе, как заскрипели дверные петли — это вернулся Боб Уотерс. Руки его были заняты целым ворохом скляночек, баночек с мазью и грудой бинтов. Он подошел к столу и начал расставлять принесенное.
— Здесь есть одна особая мазь. Снимает боль от ушибов. — И он подтолкнул баночку с мазью к Киннкэйду, вокруг ее крышки поблескивали потеки зеленого прозрачного жирного крема… — А вот это поможет, если затекут мышцы. Пахнет так, что дух захватывает, но зато помогает. — За баночкой самодельной мази последовало несколько рулонов марлевых бинтов и лейкопластыря… — А вот это снадобье хорошо втирать перед сном, — продолжал Боб.
Эл не обращал ни малейшего внимания на лекарства, принесенные главным ковбоем Иден. Но он с интересом разглядывал квадратную бутылку, которую Боб держал под мышкой. Она подозрительно походила на те, в которых продают виски. Он резко вырвал ее из рук Боба и поглядел на свет.
— Это как раз то, что нам надо, — одобрительно заявил Эл и, отвинтив крышку, плеснул алкоголя в кофе сначала Киннкэйду, а затем и себе. — Это самое лучшее болеутоляющее.
Дикий Джек, наблюдая за всем этим, бросил отчаянный взгляд на Боба Уотерса:
— Откуда это виски?
— Я не собираюсь тебе докладывать, где держу свои запасы, — ответил тот.
Дикий Джек, продолжая пожирать взглядом бутылку, подошел к столу и схватил ее.
— Позор да и только, — пробормотал он, прежде чем присосаться к ней — и вылакать половину.
Все это время Киннкэйд не произнес ни слова. Боль, растекшаяся по его телу, вытеснила из сознания все остальное. Однако он с удовольствием глотнул кофе, радуясь обжигающему вкусу виски. Этот напиток и временное приспособление из мешков со льдом сделали свое дело: отек мало-помалу начал спадать, и боль ослабевала, давая о себе знать только в руке. Киннкэйд встал и направился к общему столу.
На полпути он заметил Винса, стоявшего, опираясь плечом об угол деревянного здания. Ссадина на его левой щеке была закрыта наложенной крест-накрест повязкой. Один глаз почти полностью заплыл, а с полдюжины ссадин на его лице, оставленных кулаками Киннкэйда, превратились в красно-пурпурные отметины. Он пристально и спокойно смотрел на Киннкэйда, медленно приближающегося к нему.
— Удивлен, что видишь меня? — поинтересовался Винс.
— Немного, — ответил Киннкэйд, стараясь определить на глаз степень нанесенных им повреждений.
— Я уже сказал, что отныне буду за тобой постоянно приглядывать, — напомнил ему Винс. — Привыкай
И, верный своему слову, все еще стоял возле кухни, когда Киннкэйд выходил оттуда после ужина. Другие работники с ранчо бросали на них обоих удивленные взгляды, но ничего не спрашивали и не говорили.
На следующее утро Винс встал с рассветом и маячил темной тенью возле спального барака в сером утреннем свете. Позже, когда Киннкэйд выехал верхом, то, оглянувшись, увидел в ста ярдах позади следовавшего за ним Винса.
На следующий день повторилось то же самое. Винс все время оказывался где-нибудь поблизости от него. Наутро третьего дня Киннкэйд решил, что настало время внести некоторые изменения в их образ жизни.
Он выехал с ранчо и направился сначала на север, а потом пустил галопом лошадь на запад, любуясь красками утра, становившимися все ярче. Киннкэйда всегда завораживала стремительность, с которой утро вторгается в ночной пейзаж. Только что звезды ярко сияли на темном небе. Но вот в его черноте на востоке уже виден просвет, превращающийся в бледно-лиловую расселину, разделяющую небо и землю. И вдруг появляются волны света, окончательно уничтожающие темноту.
Киннкэйд гнал своего гнедого коня все быстрее и быстрее, уводя Росситера подальше от ранчо. Обернувшись назад, он убедился, что Винс следует за ним.
На противоположном склоне холма в седловине нагромождение валунов и поваленных деревьев образовывало непроницаемое для взоров укрытие. За ним в зарослях можжевельника находился небольшой каменный выступ. Киннкэйд спешился, провел свою лошадь за этот выступ и, оглядевшись, довольно усмехнулся: место для засады было отменное оставалось ждать, когда мимо проедет Винс. И потекли нестерпимо долгие минуты ожидания.
Но вот выросший в пустынях гнедой поднял голову и чутко навострил уши. Минутой позже Киннкэйд услышал отдаленное цоканье копыт по каменистой дороге.
Киннкэйд внимательно прислушался и наконец-то сумел понять, что Росситер выбрал другую дорогу через гряду холмов. Предвещая появление всадника, по склону скатился каскад мелких камешков. Киннкэйд подобрал поводья своего гнедого и весь напрягся в ожидании противника.
Вот в поле зрения появилась морда лошади. Киннкэйд пришпорил гнедого и рванулся вперед из своей засады. Но всадником оказался не Винс. На лошади сидела Иден.
Она ошеломленно потянула поводья, удерживая свою лошадь, и попятилась. В то же самое мгновение и Киннкэйд заставил своего коня отступить назад, про себя свирепо чертыхнувшись при виде тревоги в ее глазах.
Но как только Иден узнала его, выражение страха исчезло с ее лица и сменилось настороженностью.
— Прошу прощения, я не собирался пугать вас.
Он внимательно разглядывал ее, вновь привлеченный этой удивительным сочетанием силы и беззащитности. В последние три дня он прилагал сверхъестественные усилия, стараясь не думать о ней. И теперь вдруг осознал, что это совершенно бесполезно. Уж если чем-то и была занята его голова, то только ею.