Душа без признаков жизни
Шрифт:
Горько вздыхая, Марлин склонилась перед памятником Феликсу.
– Господи, воровать цветы с могил усопших… что может быть бессовестней? – проронила она вслух, осматривая пустой порожек мрамора, где несколько дней назад оставила охапку малиновых роз.
Пожурив обидчиков, почувствовала себя лучше, правда, поняла при этом, как убог ее скулеж – никто не слышит, красть не перестанет, Феликс (как обычно бывало) не заступится…
Стоило похоронить мужа во дворе. А почему нет? Под катальпой. Они с Феликсом часто отдыхали под ветвями дерева на лавочке
Разве не идеальное место, чтобы увековечить память о муже?
Однако после кончины Феликса, Марлин решила смотреть на мир глазами путешественника, остановившегося в Париже, чтобы увидеть Эйфелеву башню и уехать. Очевидно, что поддерживать финансовое положение она не способна и вскоре потеряет дом. Как содержать такой дворец? Когда зарабатывать деньги ей не легче, чем глухому сочинять музыку.
На мгновение мысли оборвались. Она одёрнулась в испуге. За спиной раздался теплый мужской тенор:
– Вы приходите сюда каждый день, не так ли?
Черное пальто с затертыми рукавами, перепачканные землей коричневые ботинки и самые сочные зеленые глаза, которые доводилось видеть, будто свежая мята после дождя. Чистая. Яркая…
Парень смотрел пристально – с тенью легкой улыбки, – а его отросшие светло-русые пряди резвились в осеннем ветерке, пропитанном ароматом луговых трав.
– Чтобы знать, что я часто здесь бываю, нужно самому ночевать на кладбище, не так ли?
– Я испугал вас? – Незнакомец сел на скамью и откинулся на спинку, небрежно закидывая ногу на ногу. – Приношу извинения. Не хотел.
– Это же кладбище, зачем подкрадываться?! Вы бы еще с ножом из-за спины выскочили!
Марлин скривилась и плотнее укуталась в аквамариновый плащ. Леденящий холод отправился на вечернюю прогулку между могил, облизывал кожу, и она мечтала нырнуть под махровое одеяло.
Неужели так сложно заиметь привычку тепло одеваться? Или не ходить на кладбище по вечерам? Незнакомец явно поумнее будет – накинул пальто. Оно выглядело затертым, но Марлин знала: пальто куплено в бутике и три года назад стоило больших денег, хотя теперь напоминает тряпку с барахолки. Будь здесь Феликс, он бы непременно сделал вывод, что парень не так давно – обеднел. Муж вообще любил делать выводы обо всем на свете. Структурировал что угодно: вещи, мысли… людей.
– Я не маньяк, – усмехнулся незнакомец. – Так совпало, что мы навещаем одну могилу.
– Неужели? Дружили с моим мужем? Что-то не припомню.
– Мы не были друзьями, просто… знакомые. Скорее неприятели.
– Тогда зачем ходите сюда?
Марлин заняла лавочку напротив.
Что-то странное таилось в лице парня, в его блестящих глазах… Она не понимала – что, но ее тянуло продолжать диалог. Незнакомец вёл себя сдержанно. Тень улыбки не покидала узких губ, окруженных темно-русой щетиной.
– Иногда мы сами не можем понять причину своих поступков, не находите? Возможно, я жалею, что не был приветлив с ним при жизни, а может, хочу ощутить себя живым, смотря на старого знакомого,
Марлин сморщила нос.
Черви, трупы… великолепные темы для разговора. Неужели этот идиот думает, что подобное ей интересно? На секунду Марлин показалось, что она рывком вскочит и убежит. Но внезапно поднялся ветер, растрепал золотистые локоны за спиной, и приятное ощущение легкости смыло мерзкий осадок от слов парня. Порыв окутал ароматом ясеня и сена.
– Имя моей очаровательной собеседницы? – окликнул незнакомец.
– С чего мне называть свое имя? Вашего я не слышала.
Парень хлопнул себя по груди, звонко и театрально, словно поймал инфаркт.
– Где мои манеры? Андриан Вериго. Для вас – Андри.
– Марлин.
– Стало быть, Марлин Ларская, – он расплылся в подобострастной улыбке. И глаза у него миндалевидной формы: узкие, хитрые. Лис, одним словом – Каким он был, ваш муж?
Выдержав паузу, Марлин обратилась к портрету Феликса:
– Сильным.
Андриан засмеялся.
– Сильным? Мог морду кому-то набить?
– Нет… нет, он… не знаю. С ним я чувствовала себя… в безопасности. Обманчивое чувство, да?
– Да, физическая и моральная сила человека слабы перед смертью… перед, – парень запнулся и продолжил: – перед планами других.
– Хороший план: убить человека и свалить, – огрызнулась она.
– О, извини… Я хотел сказать, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. В другом человеке. От смерти никто не застрахован. И от падения на дно тоже. Раньше я думал, что пробиваю второе дно, а потом оказалось, что можно пробить и десятое.
Марлин отвернулась. Слова Андриана пусть и шаблонны – нет, невыносимо примитивны, – однако они растормошили что-то глубоко внутри, будто парень поковырялся в сердце ржавой вилкой.
Вот, снова она просыпается в холодном поту, уверенная, что муж рядом. И надеется, что еще спит. Или сама умерла. Лучше так, чем очередное утро рыдать у камина. Притворяться сильной… Вспоминать, как коллеги привели к Феликсу. В морг. Посмотреть на мужчину, которого она любила. Он лежал на холодном железе с опустошенными глазами. Бледный и стылый. Подняв светло-зеленое одеяло, она увидела, как в районе его груди зияет багровая дыра с запекшейся кровью. И этот запах… трупа. Нет… смерти. Марлин умоляла следствие вернуть ей пулю. Ту самую. Проклятую. Этот кусок стали был ненавистен и почему-то жизненно необходим, когда она осматривала его, то смеялась, не веря в смерть мужа. Такая ничтожная малявка не могла убить Феликса, не могла убить человека, который спас Марлин и любил! Удар молнии не способен убить бога…
– Что же спасет от беды? – печально спросила Марлин, заглядывая в светящиеся мятой глаза Андриана.
Солнце заходило за горизонт, и мир обволокло золотистое сияние, красиво отражая в глазах парня блики, словно на зеленом лугу мерцают вкусные бриллиантовые одуванчики.
– От беды? Только смерть, – промурлыкал он, почесывая тонкий нос.
– А от смерти?
– Ничего.
– Очень оптимистично.
Андриан хмыкнул.
– Зато правда. Хочешь слышать ложь? Заведи льстивую подругу.