Душа без признаков жизни
Шрифт:
Отвратительная ночь. Худшая из всех!
Колупая кристалл на посохе, Августин видел бесстрастный образ человека, который знал истину. Кладезь мудрости. Демона, который научился проникать в глубины человеческой сущности и находить слабые места: для исцеления или гибели. Его боялись и уважали. Завидовали той стойкости, что в нем живет. Он никогда не жаловался. Когда его оскорбляли – усмехался. Когда отказывали переродиться высшим – приходил к совету Трибунала снова. И Августину больно, что другу многое не позволено из-за происхождения. Негласное правило. Демоны
Вернувшись из воспоминаний, Августин проговорил:
– Не сегодня. Мы слегка повздорили. Он… не поддержал мое решение.
– Во имя Прародителей, вам обоим сотни лет, а ведете себя, как первородки. Ладно… дело ваше. Последние слова перед уходом?
– Не пинай ежей, – хохотнул Августин и прыгнул в портал.
Стужа царапнула щеки.
Вдох… Запах хлора и тлеющего угля.
Доля секунды и Августин провалился пятками в липкую пушнину платформы.
Цитадель встретила гулом. Как и всегда. Кто-то вернулся в Обитель и направляется на восстановление, кто-то провожает друзей, а кто-то, подобно Августину, волнуется перед отправлением в новое тело.
Червоточина с хлопком растворилась, и Августин направился к пирамиде, отвечающей за Землю. Он знал, что тело уже подготовили: связали его душу с малышом Феликсом. Им лишь предстоит стать. Пока что этот ребенок – пустая оболочка.
Сегодня всё изменится.
Энергетическое ядро под платформой гудело и громыхало, а черное небо нагоняло тоску. Августину нравился аромат лесной малины на воздушной площади; нравился радужный свет, целующий верхушки пирамид; нравились бесконечные лестницы к червоточинам… Возникало желание остаться.
Нельзя…
Под ногами раздавалось хлюпанье. Подошвы становились влажными и липкими. Кто, интересно, придумал сделать в цитадели пол, как мочалку?
Августин замер.
В голове раздался голос из полыхающей геенны:
– Категоричность взглядов – ограничивающий мозги сорняк.
Августин сглотнул. Жуткий звук. Давно его не было слышно. Обычно у друга голос приятный, а этот – словно рычание вулкана. Первородный? Не иначе. Только представители клана разума умеют влезать в голову других, но их голос слышится исконным – тем самым, что душа получила при первом перерождении. А бас у демонов убийственный до дрожи.
– Молчи, если не способен найти причину, по которой я должен простить тебя, – выпалил Августин, забыв об асурах поблизости.
Ребята недоумевающе переглянулись, не понимая, к кому из них обратился Августин. Один – с голубиными крыльями, щуплый. Другой – округлый и раздутый, как морской огурец, с чешуей на шее. Нынче, кого только в стражу не набирают.
Кошмар…
– Я размышляю вслух.
Асуры скривились.
– Не собираюсь оправдываться перед тобой, – возродился голос. – Но мне безумно любопытно. Ты просто возьмешь и засадишь меня в карцер? Близкого друга? Мы семья. Или ты слишком высок для таких, как я… отбросов?
Августина потрясла легкость, с которой демон
– Не говори ерунды! – заорал он. – Ты дорог мне. Но ты не прав! То, что ты делал и продолжаешь делать – отвратительно! Ты забиваешь эти гвозди, разрушая последнее доверие к своей касте. И за эти ошибки, пострадает весь твой народ и вся наша Обитель.
– Ты червяка не способен создать, зато рассуждаешь о глобальных проблемах галактики, будто ее Творец. Мой народ уже страдает. Хуже ему не сделать. И Обители ничего не грозит. Я и мои братья жаждем справедливости. Не больше.
Августин собрался возразить, но осекся. Перед входом в пирамиду к нему начали подступать другие души: одни желали успехов, вторые восхищались достижениями. В ответ приходилось бесконечно благодарить, поддерживать беседы, улыбаться, сбегать от назойливых девушек и снова улыбаться – так, что губы заныли от напряжения.
Со временем он стал воспринимать поклонников, как пищащих под ухом комаров.
И когда я успел стать настолько популярным?
Никто не перепрыгивал целую ступень в иерархии. Не одна душа в галактике! Это верно. Однако у Августина не было настроения радоваться. Ведь мозги терроризирует причина его негодования и срочного перерождения.
Предатель? Преступник? Убийца? Как величать?
– Тело подготовили? – приглушенно спросил виновник анархии в голове, но каждое его слово, как удар камнем по мозгам.
– Не переводи тему!
– Считаю неуместным продолжать нашу конфронтацию.
– Слушай, прости, – прошептал Августин в ладонь, чтобы не создавать душам повода для сплетен. Не хочется увидеть в вестнике заголовок, что в судьи отбирают чокнутых. – Ты обязан всем рассказать. Это ужасно, понимаешь? Обещай, что когда я вернусь, вопрос будет решен!
Отповеди не последовало.
Августин выдохнул и вошел в пирамиду. Главный коридор – длинный, как кишка. Свет исходит лишь от факелов. И к чему нагонять мрак на новеньких? Даже какая-то заунывная песня играет, от которой волосы в ужасе подпрыгивают.
Преодолев главный зал и несколько лестниц, Августин прибыл в место отправления. Масштабная червоточина крутилась посередине пола, подобно водовороту. Шелестела. Воняла гарью. Он помахал горстке людей в конце зала. Все знают, что Августин любит покидать Обитель в одиночестве и не лезут под ноги. Ссориться с будущим судьей Трибунала – затея бедовая.
Отскочив, Августин вскрикнул. Узкие – будто паучьи – пальцы впились в плечо.
– Зачем подкрадываться?!
За спиной стоял проводник: вечно перекошенный, грязный и недовольный. Еще одна местная знаменитость. О нем ведают на стенах пирамид яркими словосочетаниями.
– Шевели задом! Стоишь, мнёшься, – закрякал проводник.
Поправив капюшон – там прятался изюм, а не лицо, – он закопошился и вытащил из кармана заплесневелую бумажку. Инструкция для перерождающихся. Августин подумал, что проводник принципиально не устанавливает стенд с этим злосчастным текстом, и каждый раз вытаскивает огрызок из смрадного кармана.