Душа Пандоры

Арнелл Марго

– Морок? – хмурясь, спрашивала саму себя она.

Деми с ними не пустили – слишком опасно. Да и Никиасу, наверное, надоело всюду ее сопровождать. Она не спорила: ей было о чем подумать в четырех стенах.

Впрочем, одна она оставалась недолго. Не прошло и пары часов, как в комнате появились сразу двое: Доркас с немного растрепанной, но, несомненно, идущей ей прической – высоким, перетянутым в нескольких местах хвостом – и Фоант с подозрительно блестящими глазами.

– Мы отряд по борьбе с твоей скукой, – заплетающимся языком сообщил он. – Вино будешь?

Кувшина в его руках на этот раз не было, но Деми не удивилась бы, если бы сын Диониса

просто материализовал его из воздуха. Доркас закатила глаза.

– Слава богам, ты не Искра, а лишь божественный потомок.

– Я был бы лучшей Искрой, дитя Геи, – лукаво подмигнул Фоант. – Притом любого из богов.

– Могу себе это представить, – хмыкнула Доркас. – Фоант в роли Искры Танатоса: «Ох, простите, я ошибся, вы не должны были умирать. Кажется, я перепутал вас с соседом. Каюсь, был немного пьян». Фоант-хирург и по совместительству Искра Асклепия: «Что вы говорите? У вас раньше было две почки? Я точно видел две… А, это просто в глазах двоилось».

– Очень смешно, – пробурчал тот и подчеркнуто обратился к Деми: – Так ты будешь вино?

– Нет, спасибо, мне и так неплохо.

– А было бы еще лучше, – убежденно сказал Фоант. – Ну как хочешь. Мне же больше достанется.

– Больше, – хохотнула Доркас. – Деми, а ты знаешь, что на тринадцатилетие Фоанта его божественный родитель подарил ему ма-а-хонький такой божественный подарок: кувшин, всегда полный вина из лучших виноградников Алой Эллады?

Деми фыркнула от смеха, ничуть, впрочем, этому не удивляясь. Ее внезапно пронзила мысль о том, что Фоант полубог, как и Цирцея. Однако такого благоговейного пиетета перед ним, как перед колдуньей Ээи, она не испытывала. Может, дело в том, как держался с ними Фоант – будто закадычный старый друг, этакий свой в доску рубаха-парень. А может, в том, что он держался рядом с Ариадной, отмеченным божественной печатью инкарнатом, но все же смертной.

Они еще несколько минут отпускали шпильки в адрес друг друга, но смеяться Деми уже не хотелось. Да и Доркас в конце концов это надоело. Глядя на Деми, она оживленно осведомилась:

– Так что произошло на Ээе?

– Вы знаете?

– Все знают, что ты отправилась туда, – пожал плечами Фоант. – К слову, некоторые Искры Ириды – жуткие сплетницы. Поэтому люди, которые хотят оставить в тайне свои тайны, обращаются к Искрам Гермеса.

– Хочешь сказать, только потому, что он мужчина, его Искрам стоит доверять? – мгновенно ощетинилась Доркас.

– Нет, я хочу сказать, что Ирида благословляет лишь девушек, а Гермес – лишь юношей. И да, им в вопросах секретности я доверял бы больше.

– Ой, мужчины – те еще сплетники…

– Я отказалась от помощи Цирцеи, – обрубая на корню их перепалку, призналась Деми. – Не вернула себе память, хотя могла. Я так долго об этом думала, чтобы потом отступить в самый последний момент. Это малодушие, да?

Фоант, сделавшись непривычно серьезным, покачал головой.

– Нет, Деми. Ты человек, а человеческая память порой становится проклятием.

– Я не хочу сбегать, – горячо сказала она. – Я хочу остаться в Алой Элладе. В спасенной Алой Элладе. Но…

– Но не хочешь и сжигать за собой мосты, – кивнул Фоант. – Это говорит лишь о том, что время ритуала еще не пришло.

Доркас звонко хлопнула в ладоши.

– Так, заканчиваем грустить. А ты, Деми, идешь с нами.

– Куда?

– Гулять.

– Гулять?!

Столь будничное слово звучало почти насмешкой.

Ее дневник полнился событиями, встречами – чаще всего

с не самыми дружелюбными к ней созданиями и людьми. С самого первого появления Деми в Алой Элладе ее все время вела куда-то та или иная цель. Или другие ее вели. Узнать, что случилось с ее памятью, вернуть ее, отыскать ту, что забрала пифос, отыскать его… И ни одной записи о том, как она гуляла. Только разве что когда направлялась в Гефестейон или во дворец Пигмалиона.

Имела ли она вообще на это право? Развлекать других и саму себя, пока будущее тонет в чернильной неизвестности, а мир алым пологом накрывает разрушительная война?

Доркас уловила сомнение в ее глазах, подалась вперед с присущей ей пылкостью.

– Во имя богов, Деми, ты прибыла из чужого мира! Неужели тебе не хочется узнать хоть немного наш?

«Немного? Немного?! Боюсь, некоторых жителей Алой Эллады я предпочла бы и вовсе не знать», – поежилась Деми, вспоминая Аллекто и эриний, гекантохейра и горгону.

И все же она понимала, о чем говорила Доркас. И сидеть в четырех стенах, когда ее окружает огромный мир, в котором ей предстояло жить, если пифос будет найден, было кощунством.

Когда пифос будет найден… И открыт. Ею.

– Идем гулять, – решившись, с улыбкой сказала Деми.

Их путь вниз пролегал мимо очередных украсивших стены росписей. На одной ее части был изображен смутно знакомый старец с седыми волосами и бородой. Узнать его помогли лишь детали. Мертвое, сумеречное место, которое Деми вспомнила с полувзгляда. Царство Аида. Лодка, плывущая по еще не высохшей, не выжженной реке, и в ней – он. Харон, все с тем же хмурым и неприветливым лицом, только на десятки лет постаревший.

– Он здесь… другой.

– Еще бы, – подал голос Фоант. – В те времена, когда Стикс была рекой, а не только ее воплощением, нашего очаровательного весельчака вряд ли занимал окружающий мир. Вряд ли он вообще толком его замечал. Только представь: сотни и тысячи душ приходили к нему одна за другой, и каждую нужно было переправить на другой берег. Когда воды Стикс вскипели от жара Гефеста, Харон стал частью Алой Эллады. И как бы он это ни отрицал, он привязался к людям – обычным людям, а не бессмертным созданиям. Во всяком случае, чувства смертных он решил пощадить.

– То есть? – не поняла Деми.

– Видишь ли… Художник, чье творение приковало твой взор, несколько приукрасил былой облик Харона. Сын Эреба и Нюкты, тот никогда не отличался особой красотой, а слухи твердят, что и вовсе был страшен, как Тифон [40] . Потому и укутывался в черное рубище с глубоким капюшоном, чтобы души, прибывшие к его берегу, не отпугнуть. Потому никто и не заметил, как Харон – создание, которому даровали бессмертие, но не силу, равную богам, – понемногу истлел. Как от него ничего не осталось, кроме костей, в клетке которых парила душа и сияли потусторонним светом глаза. Этого легко не заметить в вечном сумраке Аида, особенно когда ты – оглушенная ужасом душа, которой предстоит путешествие в мир мертвых. Которая осознала, что ее ждет посмертие, а привычная жизнь осталась на той стороне.

40

Тифон (др. – греч. ?????, ???????, ?????, ??????) – чудовищный великан с сотней драконьих голов, человеческим торсом и змеями вместо ног, называемый Отцом всех монстров.