Душа-потемки
Шрифт:
Рука, шарившая по ткани, исчезла. Василиса стояла среди гардин, как вражеские знамена они окружали ее со всех сторон.
Внезапно в этой тканой гуще что-то дрогнуло, Василиса невольно сделала шаг назад и поняла, что у нее за спиной кто-то есть. Но она не успела даже оглянуться. Чьи-то пальцы стиснули ее горло, а потом все лицо – рот, нос залепило чем-то мокрым, и точно весь воздух разом насосом выкачали из этого огромного магазина…
Василиса захрипела от удушья и провалилась в темноту.
Глава 52
СОН
Во сне Катя проснулась и увидела морозный узор на стекле, искрящиеся белоснежные разводы инея и поняла, что в июле наступила зима.
И там, за обледеневшим стеклом, кто-то метался и бился, отчаянно колотя в балконную дверь.
Открой же, открой, выпусти меня! Я умираю!
И очень легко и просто на этот раз (потому что это происходило во сне) Катя встала… маленькая пятилетняя Катя встала с постели, подошла к балконной двери, протянула руку и…
Открыла тугой шпингалет.
В лицо ударил ледяной ветер, и что-то где-то зазвенело нездешним серебряным звоном, отозвалось эхом и пропало…
И ветер переменился – теперь он нес жар нагретой за день земли и весь был пропитан ароматами летнего зноя, а потом снова повеяло прохладой и…
И балконная дверь – та самая, запертая когда-то в тот лютый февральский день – распахнулась настежь. А за ней и все другие двери в мире.
И двери универмага – те, прежние, стеклянные, не раздвижные, а которые нужно просто толкать.
Катя… маленькая Катя, большая Катя поднялась по ступенькам и вошла в торговый зал. На полу – опилки, и кто-то сметает их широкой щеткой. Но кто это делает – не разглядеть, это всего лишь тень, и в зале среди прилавков и витрин толпятся одни только тени.
И серые мраморные колонны вырастают из пола до самого потолка. За ними так легко спрятаться, как и там – в том лесу, где толстые стволы деревьев, где всегда осень и всегда падают желтые листья и где в яме с водой лицом вниз плавает, но не тонет мертвое тело…
А у той серой колонны вечно и неизменно стоит продавщица мороженого в форменном платье и белой наколке со своим лотком под прозрачной крышкой, где полно сливочного пломбира.
Не надо подходить к ней, потому что вот сейчас… сейчас она сама обернется к вам…
Вот – она обернулась и протягивает Кате… маленькой Кате, большой Кате вафельный стаканчик.
И лицо ее незнакомо. Она не может произнести ни слова, только взгляд ее…
Он молит о помощи.
Ее еще можно спасти.
Катя открыла глаза – тот ужасный звук, который они слышали в универмаге, оказавшийся просто обманом, искусной мистификацией… Он рос и ширился, превращаясь в чудовищный рев…
А потом обернулся телефонным звонком.
Ольга Аркадьевна Краузе ужинала в своем доме на летней веранде, когда ее сын Иннокентий открыл своим ключом садовые ворота и по усыпанной гравием дорожке направился прямо к дому.
После памятного домашнего скандала и его продолжения в стенах Петровки, 38 эта их встреча оказалась первой.
– Явился? – спросила Ольга Аркадьевна. – Что ж, садись к столу, Кеша.
Он молча сел за накрытый стол напротив матери. Сад окутал вечерний сумрак, солнце давно уже село.
Ольга Аркадьевна в глубине души чувствовала удовлетворение – сын приполз с повинной головой после всех этих своих странных истерик и безобразий. И жену свою не привез, видно, оставил дома… Ну что же, это очень даже неплохо, сейчас они поговорят наедине – только она и он, мать и сын.
– Ты голоден?
Он протянул руку… Ольга Аркадьевна заметила, что руки у него грязные, по-настоящему грязные – черная кайма под ногтями.
– Не хочешь принять душ сначала?
Он взял со стола нож для фруктов с зазубренным лезвием.
– Тебе не кажется, что нам надо объясниться, сынок?
– Оля! Ольга, ты дома? – послышался от ворот тревожный мужской голос.
Удивленная Ольга Аркадьевна нажала на кнопку дистанционного управления и открыла калитку, через мгновение в саду появился Борис Маврикьевич Шеин – без пиджака, встревоженный, потный.
Со стороны садовой дорожки можно разглядеть лишь часть летней веранды – стол, кресло хозяйки дома, где восседала Ольга Аркадьевна. Плетеное кресло, где сидел Иннокентий, стояло спиной.
– Оля, ты одна? Срочно нужно поговорить, – Шеин восклицал на ходу – видно, от великого волнения. – Не знаю даже, с чего начать… Ольга, где твоя невестка, где Василиса?
– А в чем дело? – Ольга Аркадьевна бросила быстрый взгляд на сына. Но лицо его совершенно бесстрастное, словно сонное – глаза полузакрыты, на губах – улыбка.
– Не знаю, как и сказать… наверное, я очень виноват перед тобой, но мы старые друзья, мы знаем друг друга сто лет…
Ольга Аркадьевна смотрела на сына. О чем он думает сейчас? Вот сейчас?
И она бы очень удивилась, узнав, что Иннокентий мыслями своими в эту минуту вовсе не здесь.
Кешка, принеси мяч! Давай сгоняй!
Зашибись какая прелесть, пацан…
Грязные руки, траурная кайма под ногтями…
Шлюхи, все они шлюхи…