Душа убийцы (сборник)
Шрифт:
— Вот нас двое. Ты — колясочник, я — за рулем. Коляска, не жестко скрепленная с корпусом мотоцикла, болтается, как … у голого бегуна. (Ну почему он так и норовит украсть крепким словцом свои речи, когда рядом стоят девушки? А они и стояли неподалеку в этот момент, это я их привел, и мне стало стыдно на миг. А им?) Коляска, — Стас продолжал, — живет как бы сама по себе, и в этом, — тут он стал говорить уже только мне, на время отключившись от девушек, — твое счастье, твой кайф! Мы работаем так: я,
клоня руль,
вспыхнувшие вниманием глазки и подмигнул, — в процессе любовного акта! (Наконец-то! И Таня, и Нина, обе синхронно! — вздохнули, вздернули плечики и направились в поле.) Мы работаем с синхронностью кузнецов! — продолжал Стас с напором, но девушки не обращали внимания больше, и он опять стал говорить только мне: — С синхронностью кузнецов, из которых один споро подсовывает и поворачивает, другой —вовремя бьет! — вот так он воскликнул и уставился на меня. Скорее всего то, что было написано у меня на лице, удовлетворило его, и он, подмигнув уже мне, — вполне свойски закончил: — И тогда, котик, нас победить невозможно!
…И вот первый в моей жизни заезд. Но на старте, в сумятице уже первых секунд, нас вдруг тряхнуло, и еще, и еще. Я завис в воздухе, растерялся, и пальцы мои вдруг зашарили в пустоте: произошло невозможное жуткое, из коляски я выпал!
Никто не расскажет, кто из накатившей мотолавины, рискуя собой, обогнул меня, вывернул руль («Идиоты!» — назовет таких Стас), а кто не сумел — наподдал, переехал; в этом ревущем хаосе я вертелся как щепка в волнах океана, но тут страшной силы удар — через шлем — меня вырубил, и замолчали болельщики: тишина, багровый туман.
И показалось, что очнулся я через вечность.
Но очевидцы сказали, что не отсчитали и десятка секунд, когда он вернулся за мной. Да, очнулся я от ощущения Стаса. Он вернулся, весь дышащий гонкой, он рявкнул с высоты мотоцикла:
— Что, блуждающий противовес, отвалился?
И мгла сразу рассеялась. Захотелось что-нибудь сделать ужасное. Зарычать. Завопить — дико в яростно. Вскочить и ударить.
— Как, как ты Сказал?
— Аллес! — скомандовал он.
«Аллес!» — команда дрессированным кошкам!
— Аллес! — будто щелчок бича. И — кивок в сторону трассы.
Как это случилось? Почему я не выдал ему? Почему, каким образом оказался снова в коляске?
Что было дальше — не помню. Помню только нескончаемость этих минут, и что боли —
А когда наконец прикатили, я не сумел выбраться, так и осел, и те слова, которые обо мне говорили, когда тащили на носилкак, они не достигали меня. А слова эти были ужасны:
— Как он? — Пустяки, оклемается! — Как же случилось? — Разиня! Маменькин сын! — А по виду не скажешь: здоровый, горластый! — Разиня! — Просто опыта не хвата! Молод еще! — Вот-вот: половое созревание не закончилось!
Лишь позже, в больнице, уяснил я смысл этих слов. Кто их говорил? Может быть, и не Стас, но он был рядом! Да, рядом, и он не вмешался! А рядом ведь были и Нива, и Таня!
Вот тогда я и решил сделать свой мотоцикл и выступить сам. Вот зачем мне была нужна Афродита!
— Мастер! — обращается он. И, надо сказать, — это трогает, это звучит! — Ты свое дело сделал! Теперь отступи! Твой характер — не гонщицкий! А, я на твоей Афродите их сделаю всех!
Разве нет в его словах правоты? Я — мастер, и это неплохо звучит! Он — кроссмен, пользователь, только лишь —пользователь! Я — крестьянин, выращивающий урожай, он только едок, потребитель. Воин, если хотите. Воин, отбирающий урожай у другого. Поменять нас местами? Увы! Мое дело — мастерить, созидать, его — потреблять. Отбирать под угрозой меча. Черт побери, до чего же это печально звучит! Вся печаль мира в его правоте!
И я задаю последний вопросик. Из тех, на засыпку. Я говорю, отведя глаза к занавескам:
— Стас! Ответь, но так, чтобы я поверил тебе! Если поверю — считай, по рукам! Признайся: ты тогда подслушивал нас? Или ты… Или же у тебя… Или ты слышишь, скажем, на расстоянии? Говорят, некоторые обладают такими способностями.
— Какие способности, что с тобой? — он отвечает и опрокидывает в себя полфужера. — Эй, зачем было подслушивать? — восклицает с кавказским акцентом. — Достаточно было просто узнать у нее самой, дарагой!
Он вытянул весь коньяк, он пожевал лимонную корочку, он наливает по новой. А я чувствую: врет! И мне хорош от того, что я чувствую: врет! В самом деле, если уж у него проявились такие способности, то никогда он не станет распространяться о них! «Чокнутый» — я могу это вынести. Он — ни за что!
Мы сидим в кафе (за его счет!), пьем коньяк (он разливает!), прихлебываем из маленьких чашечек кофе и тыкаем соломки в мороженое (он очень старается угодить!). И у меня вдруг— все прекрасно сложилось!
Убежденный в том, что все на свете имеет благополучный исход, я говорю ему:
— Ид-дет! Догов-ворились: я дар-рю тебе Аф-фродиту!.. Но! Н-но, н-но, но, но! Стел-лу, я гврю, не беру! Она с-с… Она сама сделает в-выбор! Р-р-решили, и точка! Точ-чтса!.. Аф… Аф… Ф-фродиту бсплатно, д-р-рю!