Душегуб
Шрифт:
Боль в области лопаток вынудила стремглав телепортироваться. Сучная блядота разорвала пальто и впилась в плоть — я ощутил, как сраная кровь потекла по спине! Мразь неспеша поднялась и облизала зубы.
Её рывок прошёл впустую, я метнулся на кухню, где подобрал ржавый обрезок трубы. В следующий удар сердца Алиес сполна отведала хлёсткий удар по морде. Под косой удар я просто поднырнул и добавил по рёбрам.
Тварь подключила ноги, и вот я уже полетел спиной вперёд в одну из комнат. Скотина грохнулась на четвереньки и бросилась следом, пришлось спешно
Приземлившись на улице, гнида отряхивается — большая часть стекла разлетается в стороны, она отвлекается на извлечение осколков, чем грех не воспользоваться. Перемещение, удар, можно отступать. Затылок у мерзкого создания должен быть железным.
И тут оно даёт дёру!
Быстроногая сволочь прыгает через забор к соседям, мчится через двор и скрывается за домом. Я перемещаюсь следом, не выпускаю её из вида, что сделать, в общем-то, непросто, чтоб её черви загрызли! Очень быстро мутантка долетает до края деревни, преодолевает последнюю преграду и прыгает в высокий бурьян. Я целюсь…
Возникаю точно рядом с Алиес, хватаю её за куртку, тут же мы оказываемся на высоте двадцати метров над землёй — настало время отпустить тварь.
Я появляюсь чуть в стороне и наблюдаю, как с огромной высоты падает кровожадное создание. Бурьян гасит удар о землю, но гниде хватает. Никакого движения.
Оказавшись рядом, я не замечаю ни единой серьёзной травмы: мутантка скулит и пытается подняться, но даже не становится нормальной. Дело за малым: схватить суку за волосы и оттащить в участок.
Мы перемещаемся точно в клетку, и мне остаётся только телепортироваться за её пределы. Ослабшая Алиес мешком валится на пол.
— Нож мне под глаз, Винчи! — раздаётся слева.
Там Харон.
Я бы ответил, но силы очень быстро вернулись к мутантке, и та порешила разнести клетку на куски — металл оказался прочным. Чедвер решил героя не строить и со страха вплёл в безумный рёв истеричную ругань.
Так выглядит хорошо сделанная работа. Полицейские услышали и побежали на звук.
— Да, люди Леквера взяли лошадей…
— И Хамп им выдал? — удивлённо округлил глаза Сэм, оставшийся за главного в участке.
Тим, судя по всему, занят чем-то важным. По крайней мере, по страшному грохоту со стороны тюрьмы можно судить, что творится что-то серьёзное. И если я ежесекундно кошусь, то кудрявый малец совершенно игнорирует бедлам.
Полисмен вдруг отвернулся в сторону и смачно зевнул.
— Прошу прощения, — вернулся он к блокноту.
— Пустое. Из-за этой хрени? — я указал мозолистым пальцем в сторону источника шума.
— Угу. Целую ночь гремит, сука чёртова! Мы уже и Освальда позвали — он ей лошадиную дозу хлороформа на морду брызнул, а она всё не
— Она?
— Забудь, — отмахнулся малец. — Так что там с лошадьми?
Что я хорошо умею, так это быстро выкидывать из головы лишнее. Без этого я бы скопытился примерно в возрасте юноши напротив. Вернёмся к лесорубам:
— Насколько я понял, дали ему листочков — конюх позволил воспользоваться…
— Листочки? — переспросил Сэм в полном недоумении.
— Ты что, не куришь? Это махорка.
— А, ясно… Значит, за махорку Хамп Бартвайер выдал людям Леквера лошадей…
— И они направились за столичными, правда, не знаю куда.
Зато полицейский хорошо осведомлён:
— Они отправились к Сеферану. Их сопровождает Максимилиан.
— Выходит, не зря я в такую рань наведался. Как бы чего не случилось.
— Мы разберёмся, — благодарно кивнул Сэм, делая последние записи. — И об этом, — он указал карандашом себе за спину, — лучше не рассказывать никому.
Чем славится Николай? Ну, он — продавец, у него нет одного глаза, а ещё он любой рыбе фору даст в умении держать язык за зубами. Всякие сплетни разносят бабки, а Николай (то есть я) молчит.
Стоит быть с собой честным: до смерти интересно знать, что же за баба так мечется в клетке ночь напролёт, выдерживая морящую силу хлороформа.
Не, мы умеем выбрасывать из головы мусор.
Справа высится огромная труба некоего завода, слева торчит автозаправка, разграбленная раз восемь. Впереди ничего не видно, но кожей чувствуется громада серых небоскрёбов. Как и обещал Максимилиан, к ночи мы добрались до Сеферана.
Никогда прежде в городе быть не доводилось. В заброшенном, я имею в виду, а не в кишащем жизнью Сакра Ципионе. Ощущения пока похожи: гнетущая тишина, раздираемая свистом ветра в разбитых окнах — гигантских железобетонных флейтах, город кажется лабиринтом, где тебе исполнять роль подопытной крысы.
Вокруг ни огонька, ни костра бродяг… Одно чернильное неизвестное…
Наш проводник наказал не шуметь, и вот мы уже минут десять углубляемся в Сеферан в абсолютном молчании.
Тишина гудит в ушах, лишь цокот копыт раздаётся внизу, да временами подключаются птицы со своими гротескными тоскливыми голосами. Единожды издалека донёсся протяжный вой… надеюсь, собачий.
Максимилиан вдруг резко свернул с дороги и направил лошадь куда-то вниз. Мы пошли под уклон, сверху наполз навес или крыша. Вскоре стало так темно, что в пору паниковать. В руках полицейского загорелся факел — кусок тряпки, намотанный на арматуру. Огонь высветил полосатый брус шлагбаума под ногами и несколько частично целых автомобилей. Это, должно быть, подземная парковка.
Чёрный спешился и привязал лошадь к распахнутой двери автомобиля. От нас ожидалось последовать примеру.
Мы перевели взгляд на Максимилиана, от которого требовалось прояснить ситуацию. Он присел на капот машины и подозвал нас поближе: