Душехранитель

Шахов Василий

Попутчики переглянулись.

— Приехали? — свешиваясь с верхней полки, хрипловато спросил Роман и, вытащив из-под подушки часы, попытался разглядеть, сколько времени.

— Та нет ще… — отозвалась украинка.

— Да, рано… — согласился мужичок и, аккуратно отогнув дерматиновую шору, посмотрел в окно. — Не видно никого.

— Пийду, побачу до других.

Тетка поднялась и, покряхтывая, вынесла свое грузное тело в коридор.

Комаров зевнул:

— Так а что стоим тогда?

— Кто знает… — мужичок сел на место и принялся нервно протирать стекла очков, в полутьме — совершенно бесполезных.

Женщина, четвертая пассажирка, молчала,

зябко натягивая на плечи белоснежную шаль, которая в глубоком сумраке купе выделялась смутно-белым пятном.

— Взрывов, вроде, не слыхали… — продолжал утешать сам себя очкастый. — Знать бы еще, где мы сейчас…

— И что тогда? — тихо спросила пассажирка.

— Да ничего. Мож, спокойней бы было…

Роман отбросил одеяло, содрогнулся от холода нетопленного вагона и торопливо нырнул в свитер.

Ручка двери повернулась, дверь с шумом и лязгом отъехала, пропуская вернувшуюся женщину из Черноречья:

— Тихо все. Стоим, — сообщила она.

— Да понятно, что стоим… — согласился дядька. — Хоть бы свет дали, совсем уж ни в какие ворота…

Комаров взял со столика термос, налил еще довольно горячего чая и уселся с чашкой возле мужичка. Роману все казалось, что сейчас к ним в купе сунутся цыганки в грязных лохматых кофтах и многослойных юбках и затянут что-то вроде: «Сами мы не местные, отстали от нашего поезда. Позолоти ручку, молодой-красивый, всю правду скажу!» А привязанные к их груди младенцы будут дико вопить, заставляя пассажиров откупиться от несносно шумной оравы.

В коридоре послышались голоса. Молодой человек узнал чеченскую речь. Неприятные ассоциации, тем более, что говорят громко, по-хозяйски, и в этом чувствуется какая-то угроза. Горская речь гортанна, в ней много «придыхательных», «каркающих» и, наоборот, глухих звуков. Когда все это сочетается, создается эффект ругани. Возможно, русскоязычным жителям Чечни неприязнь к вайнахскому наречию вошла в подсознание, тем более, сейчас, во время затянутой гражданской войны.

— Глянуть бы, что там… — пробормотал мужичок, но сам не сделал и движения к двери, лишь с надеждой слегка покосился на молодого спутника.

Комаров пропустил его слова мимо ушей: лично ему это было не нужно. Да и что увидишь в темноте?

Дверь с грохотом отъехала и клацнула. В проходе возник мужской силуэт, затем вспыхнул фонарик, и люди невольно прищурились от внезапно яркого света. Роман успел заметить на вошедшем камуфляжную форму. Холодный блик скользнул по строгому черному боку автомата, висевшего на груди незнакомца.

— Документ давайте! — с сильным акцентом приказал человек.

В коридоре крикнули по-чеченски. Мужчина в камуфляже слегка отклонился назад и ответил:

— Мича [34] ?

Невидимый собеседник повторил фразу. Чеченец издал отрицающий звук и добавил:

— Со вух-веара цигара. И дIавахийтина ^{3} , вуха веара. Вахаъ гIой, хьо пхойалгIа вагончу хьажахьа [35] , — а затем, вновь шагнув в купе, обратился к пассажирам: — Документ доставай!

Роман и его спутники зашевелились. Луч фонарика метнулся по вещам. Чеченец беглым взглядом окинул купе, полностью проигнорировал подобострастный и никчемный вопрос тетки-хохлушки: «А шо шукаете, хлопци?», взял протянутый паспорт очкастого

мужичка.

34

«Куда?» (чеченск.)

35

«Я оттуда вернулся. Отправил его и вернулся. Сходи посмотри еще в пятом вагоне!»

— Зачем едешь?

Мужичок долго и путано объяснял что-то о работе. Парень слегка поморщился, отдал ему документы и отодвинул с дороги. Тот явно перевел дух и, плюхнувшись на полку, постарался сделаться совсем невидимым.

— Ты! — светя в лицо Комарову, сказал чеченец.

Роман отдал ему паспорт. Военный замешкался, переводя взгляд с фотографии на молодого человека, прикрывающегося рукой от направленного прямо в глаза луча. Пролистал, посмотрел прописку:

— Бахчисарай давно уехал?

— Лет двенадцать назад.

— Зачем теперь едешь Грозный?

— Я в Гудермес. За матерью и сестрой…

— Вещи бери, колидор выйди, — парень положил паспорт Романа в нагрудный карман и небрежно указал за спину большим пальцем.

— Что-то не так? — переспросил Комаров и краем уха услышал шепот спутницы-украинки: «Чи приняли за кого-то?»

— Вещи бери, колидор выходи! — повторил чеченец и потребовал документы у женщин.

Роман сдернул с самой верхней, багажной, полки свою сумку и, с трудом разминувшись с чеченцем, вышел в коридор.

— Муслим! — крикнул тот, выглядывая вслед за Комаровым. — Машиначу кхосса и [36] !

По коридору заметался лучик еще одного фонарика. Тяжелые шаги приближающегося человека — и перед Комаровым возник высокий грузный бородач.

— Муьлха [37] ?

— ХIара [38] , — первый чеченец «стрельнул» из фонарика в Романа.

Бородач оглядел Комарова с высоты своего роста и процедил:

— Пошли, гIазакхи [39] …

36

«Муслим! Веди его в машину!» «Муслим, закинь его в машину»!

37

«Которого?»

38

«Этого»

39

гIазакхи — русский (обращение к мужчине).

— Вы бы хоть объяснили, в чем дело! — запротестовал молодой человек, но ствол автомата с немой убедительностью ткнулся ему под ребро.

Комаров предпочел не спорить.

Его вывели из вагона. Снаружи было уже почти совсем темно. Возле поезда стояло два крытых фургона и армейский джип без верха, похожий на «Хаммер» старого образца.

— Лезь! — распорядился бородач, подогнав Романа к одному из этих фургонов.

Молодой человек забросил внутрь свою сумку, запрыгнул сам и очутился в полной темноте. Лишь на мгновение вспыхнул фонарик, осветил его (Роман успел заметить, что в фургоне сидело еще несколько человек) и погас.