Души в клочья
Шрифт:
— Что-то случилось? — заинтересовавшись сплетнями, что ходили по дворцу, спросила я.
— Да как же? Они как узнали, что к нам гости из Дикеи скоро пожалуют, так рвут и мечут. Никто угомонить не может. Слуги Его Величества все по углам разбежались, господа диалы чуть главную приёмную не разнесли, пока кхм… беседовали.
— Что за гости? — не сдержалась я, так как упоминание этого небогатого государства всегда будило во мне нечто светлое и доброе. Жаль, что всё это в прошлом, а моё настоящее серо и угрюмо.
— Не знаю. Говорят, какие-то важные военные. Не разбираюсь я в этих делах, госпожа. Давайте-ка я помогу вам одеться. Пора уже к обеду спускаться, завтрак-то
Болтушка болтушкой, но на сердце от такого простого жеста небезразличия стало теплее.
Глава 7. Нелюбовь
Филипп
Я сидел в своем кабинете, обхватив руками голову и пытаясь хоть как-то справиться с раздирающими меня изнутри противоречиями.
А всe из-за неe.
Эту милую девчушку я взял в жены исключительно для того, чтобы заключить политический союз с Лиссией — самым богатым из королевств.
Да и сделать это было несложно. Десятая дочь их правителя — скромная и очевидно неизбалованная мужским вниманием. Мне достаточно было всего лишь выказать свой интерес, как эта наивная принцесска уже ловила каждый мой взгляд и смотрела с обожанием.
И вот на моём запястье красуется брачное украшение, а что толку? Да, её папенька прислал обещанное приданое, но, когда я на него соглашался, у нас ещё не было неприятностей на границе. Теперь же дефицит казны ненадолго закрыт, но головной боли меньше не стало. Нужно срочно найти решение проблемы, или отец отправит просьбу о помощи этим недомагам из Дикеи. Никогда не любил менталистов, но, пока все они находились далеко, меня это не волновало. Почти все. Один являлся занозой в заднице, даже пребывая за множество километров.
Его Величество то и дело ставили мне в пример талантливого наследника Милдора Справедливого. Казалось, что бы я ни делал, в итоге всё сведётся к тому, что старший принц Дикеи справился бы быстрее и утончённее. И умён, и мордой вышел, и котелок варит так, что любого обхитрить способен. Всё в этом засранце восхищало отца. Мне же оставалось довольствоваться редкими похвалами в свой адрес, да и те высказывались не мне лично, а каким-нибудь советникам на очередном сборе знати.
Высшие — маги, которым неведомы границы возможного. С моим даром управлять каменной породой я мог бы сравнять с землёй все шахты Дикеи, в которых она черпала берит, и отправить эту страну в забытье, но нет. Мы не всесильны. И дело даже не в том, что резерв можно просто-напросто исчерпать, а в том, что диалы обязаны жить по законам Пресветлых. Как богов, чтить своих отцов, следовать правилам, установленным всемогущими, почитать их и никогда… ни при каких условиях не нарушать заветов.
Я любил своего родителя. По крайней мере, старался. Уважал так точно. Но с его стороны ответных чувств не замечал ни разу. Конечно, Богами же не завещано демонстрировать привязанность к наследникам. Но, когда я был ребёнком, мне этого никто не объяснил, а понять сам я был не в состоянии.
Матушка же, наоборот, носилась со мной как с писаной торбой. Но разве мог я — диал с практически неограниченным потенциалом — опуститься до телячьих нежностей и обнять её в ответ, когда она сжимала меня в крепких объятьях. Всё, что я помнил из детства о правительнице, так или иначе ассоциировалось со словами, что она говорила мне при каждой нашей встрече: «Филипп, ты просто обязан быть сильнее всех. Материя в твоей власти, скоро будет и вся страна. А если что-то пойдёт не так, мама поможет. Трон твой по праву, и никому, кроме тебя, на нём не сидеть. Будь непреклонен,
Слышать это из года в год было неприятно. Спустя десять лет после обретения дарованной души при виде матери я вспоминал лишь то, что мне нужно походить на камень. Холодный, твёрдый и непрошибаемый — вот каким его видел я. Поэтому старался соответствовать.
Давалось мне это легко. Отец не дарил мне признания либо каких-то других искренних чувств, кроме ощущения вечного несоответствия высоким требованиям. Матушка требовала каменного сердца и твёрдой воли, братьев или сестёр они мне не подарили, а друзей я не желал заводить сам. Женщин выбирал исключительно для наслаждения, не более. Да и они от меня всегда ждали богатств и драгоценностей. Взаимовыгодный обмен.
Нравилось ли мне это? Возможно. По крайней мере, всё было понятно, привычно и спокойно.
А потом… потом моя маленькая молодая супруга в порыве чувств выкрикнула, что любит меня.
И это было сродни удару булавой по незащищенной голове.
Множество раз мне доводилось слышать, как молодые либо супруги говорили друг другу подобное, но я и предположить не мог, что услышу это в свой адрес.
Даже в период сватовства я писал Дафне о привязанности, не более.
Еe вдохновленные речи и взгляды, полные восхищения, расценивал как заслугу моей яркой внешности и еe личной радости оттого, что она всe же не останется старой девой, а выпорхнет из отчего дома, даже будучи аж десятой дочерью по рождению. Да ещe и не самой яркой среди остальных.
Но это признание…
Поднялся с кресла и сделал круг по кабинету. Стены и обстановка давили и сводили с ума. Я будто потерял привычную стезю в жизни, а новую отыскать не выходило.
Упал обратно в кресло и, прикрыв глаза, снова прошептал имя супруги:
— Дафна.
С самого детства я разрушал всё, к чему мог привязаться. Новые игрушки тут же оказывались раздавлены в пыль, интересные знакомства завершались на первой встрече, любимые лакомства… никто никогда не узнал, что то или иное кушанье вызвало у меня особенные чувства. Чтобы не терять. Боль от лишения чего-то, что бередило душу, а затем и обе души, доставляла мне… дискомфорт. А значит, нужно было избавиться от предмета, вызывающего симпатию ещё ДО того, как он стал бы мне дорог.
Так было и с моей новоиспечённой супругой. Первая брачная ночь должна был навсегда отбить у неё желание проявлять ко мне хоть какие-то нежные чувства. Сломать и уничтожить любые зачатки привязанности и с её, и с моей стороны. Жила бы себе, не зная нужды, и купалась бы в роскоши. Всё же титул наследной принцессы — это не пшик, он давал ей огромное влияние при дворе. Занималась бы чем-нибудь женским… вышивкой, музицированием или чем они любят убивать время.
Но нет! Этот мышонок не только пережил то, что мы с Лейлой ей показали, но и нашёл в себе силы огрызаться на меня. Уже после первого признания Дафны мне внезапно опротивели сладкие объятия фаворитки, хоть я и пытался жить по-прежнему . Удержаться в привычном для меня мире.
Тогда… под действием проклятого взвара матери, я будто впервые увидел свою супругу. Не удержался и поцеловал. Чуть не перешёл грань, которую сам для себя установил. Нельзя привязываться к мышке. Ломать можно… хотеть — нет. Но стоило ей в слезах выкрикнуть своё глупое, никому не нужное признание, как я вдруг осознал, насколько она искренняя, нежная, чистая, будто первый весенний цветок.
На душе стало чудо как хорошо.
И кому же она призналась? Тому, кто не умеет любить. Моя сила — управление каменной породой.