Душистый аир
Шрифт:
— Видишь, — Рамунас подошел к Сигитасу, — как саранча… На фронт.
Над обозом встало облако пыли. Похоже, будто гигантская черная гусеница ползет по дороге.
— А ч-что, если они и ту дорогу займут? Как же мы тогда пойдем… ночью?
— Брось ты, не пойдут они через лес.
Мальчики молча глядели на дорогу.
— Давай сбегаем к нему…
— И н-не выдумывай.
— Да, правда…
В деревне поднялся собачий лай, гудели машины, скрипели колеса, ржали кони, звучала отрывистая немецкая речь.
Папаша Скирмантас вытер
— Надо бы дать знать, что немцы в деревне… И что ночью мы…
— П-погоди…
Солнце уже поднялось высоко, и мальчики защелкали кнутами, погоняя стадо к дому. Коровы трусят, толкаются раздутыми боками, задевают рогами друг друга и на ходу отмахиваются хвостами от мошкары и слепней, которые тучей вьются над стадом. Позади семенят овцы, а на приличном расстоянии — Мяшкис.
Рамунас загнал скотину в денник позади хлева, в тени тополей, и собрался было присесть отдохнуть, как вдруг до его слуха донеслись голоса. Что-то происходило во дворе. Мальчик подскочил к забору да так и замер на месте: ворота настежь, немец тянет за собой знаменитых Шпокасовых вороных, а сам Шпокас топчется рядом, хватается за удила и умоляет:
— Ну, будь же человеком… Как же мне без коней?.. Оставь… Битте, майн готт…
Солдат оттолкнул хозяина.
— Шнапс найдется, денег дам, только вороных оставь…
Солдат уводил коней.
— У Гальвидене возьми… У нее пятерка… Как же я буду? Как жить без лошадей-то?
Немец вскочил на одного коня, каблуками ударил его в бока и поскакал прямиком по ржаному полю.
Шпокас встал у ворот, съежившийся, жалкий, — вот-вот повалится навзничь и зарыдает в голос. Но нет, Шпокас не стал рыдать. Он приподнял тяжелую длинную руку и потряс стиснутым кулаком вслед удаляющемуся немцу:
— Зараза! Сердце вырвал… А все через эту гадюку чертову! — Он повернулся лицом к избе Гальвидене. — Подослала, подлая! Знаю я тебя…
— Кабы все на этом и закончилось, — робко произнесла хозяйка. — А то неизвестно… Фронт рядом.
— На, на тебе! Глотку перегрызи… Прикончь! — Хозяин выставил вперед подбородок и пошел на жену, но в это время заметил пастуха и накинулся на него как бешеный: — А ты чего уставился?
— Скотину пригнал.
— Пригнал?!
— Как всегда же…
— Хочешь, чтобы они и коров моих сожрали? Гони назад, понял! Сейчас же гони…
Рамунас не стал перечить. Спорь не спорь — один толк. Он направился к коровам, но хозяйка удержала его:
— Поешь-ка сперва. Кто тебе в поле понесет…
В избе хозяин сел под окном и сжал кулаки.
— Каких коней угнали! Литые! Хоть бы скинул вороной этого гада! Да чтобы все зубы повыбивал!
Долго бранился хозяин, поносил оккупантов и проклинал свою злую судьбу, а потом подпер голову
Тихо в комнате, лишь мухи жужжат на окне. Рамунас нехотя глотает свою похлебку.
— Пойду я, — наконец поднялся он от стола.
— Ступай да гони подальше, чтобы немцы не застигли. Опушку они и прочесать могут.
Рамунас вскинул глаза на Шпокаса. С тревогой заметил он, что хозяин испытующе смотрит на него. Взгляд этот пригвоздил мальчика к полу, притянул как магнит, и он через силу сошел с места, потом пулей вылетел во двор.
— Где Миндаугас? — расслышал он на бегу.
Это спрашивал хозяин.
— Почем я знаю, — отвечала жена.
— Не вернулся еще?
— А ты разве посылал его куда-нибудь?
— Так, сено сгребать.
— Господи, а вдруг он у дороги? Там же военные!
Рамунас погнал на пастбище коров. На холме он остановился и пронзительно свистнул — дал знак Сигитасу. В этот миг мальчик заметил, что на хуторе у Гальвидене полно солдат. Валяются на лужайке, в тени под деревьями. Портянки развешаны на заборе. Дымит полевая кухня.
— Фашисты… Всюду враги, — прошептал Рамунас.
МОЙ КОРАБЛЬ НОВЫЙ…
Сигитас все не шел. Надоело Рамунасу его ждать, и он загнал коров в чащу, а сам забрался на свое излюбленное место — на березу, откуда удобно наблюдать за деревней.
Вот тарахтит мотоцикл, вот пронеслась автомашина. На хуторе Гальвидене шумно. До мальчика доносится гомон, смех. Вот запели песню. Где-то поодаль хлопнули два выстрела.
Солнце опять смутное, тусклое. Небо подернуто тучами. Духота, воняет бензином и горячей смазкой.
«Миндаугас!» — неожиданно заметил мальчик. Он раздвинул березовые ветки и стал следить.
Миндаугас шел по тропинке, через яровое, к речке. Интересно, куда это он собрался? Небось к мельнице. Он уже ходил как-то на мельницу и нашел там противогаз. Хорошо ему — куда вздумалось, туда и пошел. А Рамунас — пастух: хочешь не хочешь, а таскайся целый день за коровьим хвостом.
— Эх, — вздохнул Рамунас и запел:
Белый парус реет, Расступитесь, волны…Потом слез с дерева и побежал к скотине.
А вот и Сигитас. Рамунас строго спросил:
— Ты где был?
— Ну… не мог я… Работа нашлась.
— Какая еще работа?
Сигитас замялся…
— Да быстро ты, некогда. Я должен все знать! — сурово приказал Рамунас.
— П-понимаешь… Гальвидиха в избе возится, в горнице. Бутылок наставила и всего там… А мне, понимаешь, велела сапоги чистить.
— Какие сапоги?
— Ну… ну, немцам…
— Фрицам?
— Ну да. Там один солдат чистил. Увидал меня — и хвать. А в горнице четверо офицеров, может, даже генералы. Хозяйка на цыпочках бегает, мотыльком порхает. Все время хи-хи да ха-ха…