Душистый аир
Шрифт:
И они снова запрыгали по кочкам.
Потом болото кончилось, и мальчики облегченно вздохнули. Но партизан и тут не было. Вокруг них один лес, густой, темный лес.
— Ведь партизаны в лесу, — убеждал и друга и себя самого Рамунас. — Все же говорят. Ведь и пленные, что у твоей хозяйки работали, тоже там.
— Да, говорят… — поддакнул Сигитас.
— Вот видишь… Значит, надо побыстрей идти. Тогда и найдем.
Лес, лес… Мальчики уже выбились из сил, когда забрезжила заря. Лес поредел, впереди виднелось поле.
— Никого.
—
— Давай отдохнем?
— Д-давай…
Над лугом плывет туман. Мальчики заметили стог сена и рухнули в него. Хорошо посидеть. Шуршат в сене козявки. Где-то собаки лают…
— Давай передохнем и двинем к моему отцу. Тут недалеко, я знаю, — предложил Рамунас. — А я думал, я так хотел сам… — вяло добавил он.
Сигитас ничего не ответил.
Рамунас положил голову на сено и стал смотреть в небо. Там мерцали, переливались звезды. Бледные, слабые, временами совсем незаметные: то затухнут, то снова дрожат.
Как пахнет сено! Никогда еще не казалось оно Рамунасу таким душистым.
…Рамунас вскочил. Солнце высоко, жаркие лучи бьют прямо в лицо.
— Сигитас, лежебока, мы проспали, — затормошил он друга.
Сигитас протер глаза:
— Где это мы?
— «Где, где»! Назад надо возвращаться.
Рамунас прикрыл глаза от солнца ладонью и внимательно осмотрелся.
— Сигитас… Это же Гальвидихин луг! Вон изба. А вот сарай Шпокаса…
Рамунас таращил глаза. Как же это получилось — ведь они весь лес насквозь прошли?..
— Правда, Рамунас, — обрадовался Сигитас. — В-вот здорово…
— Ничего не здорово, — оборвал его Рамунас. — Мы же не дали знать. Очень плохо…
ВСЮДУ ВРАГИ
На опушке стоял Шпокас с кнутом в руке. Коровы разбрелись по лугу и щипали траву, покрытую росой, торопливо, не поднимая голов. Нетвердо переступал ногами теленок. Неподалеку лежал Мяшкис.
Рамунас притаился за молодыми сосенками. Да что тут придумаешь? Придется показаться хозяину.
Мальчик вышел из-за деревьев. Радостно залаял пес, выставил голову и пополз к нему навстречу.
А хозяин стоит и ждет. Кепка с треснувшим козырьком прикрывает от солнца глаза, холщовая рубаха почернела от пота, широко спадает на штаны, конец пояса закрутился.
— А ну! — рявкнул Шпокас.
Мяшкис лизал босую ногу мальчика.
— Ну! — снова выкрикнул Шпокас. — Где, спрашиваю, шляешься?
Рамунас смотрел на собаку, но исподтишка наблюдал и за Шпокасом.
— Нигде, — ответил он. — За раками ходил.
— Всю ночь?
— Всю. А что?
— Где же они, твои раки?
— Нету. Темень, заблудился. — Рамунас отпустил ругательство, чтобы выглядело убедительней.
— Гляньте-ка, что делается! — изумленно развел руками Шпокас. — Хозяин коров пасет, а пастух невесть где валандается, по уши в грязище, что твоя свинья. Это, что ли, порядок?
Рамунас внимательно следил за Шпокасом,
Хозяин оглядел Рамунаса маленькими колючими глазками. Нынче они у него как-то странно блестели, будто и пастух не такой, как всегда, а особенный. Потом Шпокас отшвырнул кнут и ушел, что-то ворча себе под нос.
Рамунас обрадовался — из большой тучи да малый дождь… Конечно, моток льна у мамы из рук вырвет, но это будет осенью, а до осени еще далеко.
А вот и Сигитас. Весь в синяках, исполосован розгами. На лице, на голых руках и на ногах вспухли багровые шрамы, толстые, как веревки. У мальчика заплетаются ноги. Он всхлипывает на ходу.
— Уйду я. Ночью побегу домой, — простонал он и вытер слезы.
— Нельзя.
— Все равно убегу.
— А как же летчик? Думаешь, я бы оставался, если бы не он?
— Хорошо тебе. У тебя хозяин добрый. А меня забьют, я знаю.
— Не забьют, — стал убеждать его Рамунас. — Вот увидишь, не забьют. А летчик, если мы убежим… Мы же должны сообщить.
Сигитас осторожно пощупал свои рубцы, окунул руку в росистую траву и стал прикладывать мокрые пальцы то к исполосованным ногам, то к спине. Пошевелиться и то больно. А тут еще Пеструха опять куда-то запропастилась.
— Хочешь, я поищу? — предложил Рамунас, и Сигитас ответил ему благодарным взглядом.
Мяшкис бежит за Рамунасом, свесив голову набок, как будто раненое ухо оттягивает ее книзу. На лугу звенит тугая коса: старенький Скирмантас косит лужок на берегу, возле самого надела Шпокаса. Он идет медленно, косу заводит осторожно. Голова у него не покрыта, поверх рубахи — черная безрукавка. Махнет — постоит, отдышится, обведет взглядом пустынные поля. Потом снова — тух-тух, идет покачиваясь. С востока доносится глухой рокот вроде раскатов грома. Вот еще… И еще раскат…
Старик Скирмантас оперся на косовище и глянул на солнце. Оно большое, красное, медленно поднимается ввысь.
— Смотри, Сигитас! Вон туда! — вскрикнул вдруг Рамунас.
Со стороны хутора Гальвидене, по дороге, что спускалась с холма, легкой рысцой двигался всадник. Немец. Он вытягивал шею, внимательно озирал местность; блестела на солнце его каска. За ним тащились телеги. Целая вереница. Среди телег медленно ползли укутанные в брезент орудия, тяжело рычали грузовики. Пара лошадей везла полевую кухню. А по бокам — кто пешком, кто на велосипеде, кто держась за борта телеги — следовали солдаты.