Душные бандиты
Шрифт:
— О чем? — вздохнул Алексеев, искренне сожалея, что не остался ждать трамвая.
— Я совсем рядом живу… Вы бы только довели меня до дома…
— Ну хорошо, — решился человеколюбивый Алексеев. — Не бросать же вас так, с травмой, посреди дороги… Мало ли еще опять под машину попадете… Ну, показывайте дорогу, что ли…
Женщина буквально повисла у него на руке, с тихим стоном подволакивая за собой поврежденную ногу. Жила она, и верно, недалеко. Завидев свой дом, она, казалось, убыстрила, насколько могла, шаги и неуверенно обратилась к Алексееву:
—
— Да? — откликнулся тот, проявляя максимум вежливости в этой раздражающей его ситуации.
— Не могли бы вы… Могу ли я рассчитывать, что вы проводите меня прямо до квартиры?
— Высоко живете?
— Высоко… Правда, есть лифт… Но я что-то… У меня голова кружится… Как бы не упасть на пороге…
— Ладно, — согласился Петруха, не найдя в этом желании ничего странного.
— Отлично! Как хорошо! — ликовала женщина. — Сейчас уже придем… А завтра я могу договориться не ходить на работу… Все пройдет, это ерунда, я знаю…
— А вы не боитесь вот так, запросто, к незнакомым людям обращаться? — поинтересовался Петруха, разряжая на несколько секунд воцарившуюся тягостную тишину.
— Ну, вы же мне только что жизнь спасли! Спасибо! — заявила женщина. — Шестой, пожалуйста… — пояснила она в лифте. — А я ведь даже так вас и не поблагодарила! Вот невежда! Может быть, вы заглянете на секундочку? А? Я чайку согрею… Погода такая мерзкая, легко простудиться…
— Нет, что вы, спасибо, — резко ответил Петруха и тут же добавил: — Да, пожалуй…
Женщина несколько удивленно взглянула на него, но он не стал ей объяснять, что непоследовательность в его ответе вызвана просто банальным чувством голода, резко нахлынувшим на него при одном только напоминании о чае… В другой день он непременно бы отказался, как и сделал это сгоряча поначалу, поскольку женщина была не просто малопривлекательная, но какая-то странная — отвратительная и вызывающая сочувствие одновременно. Алексеев, как и большинство людей, не был любителем подобных компаний, но он слишком уж устал за сегодняшний, насыщенный событиями день и в суматохе не успел поесть. Согласившись, он исподлобья взглянул на спутницу и отметил плохо скрытую радость, озарившую ее лицо.
«Озабоченная какая-то… — с отвращением вздрогнул он. — Приставать, что ли, будет… А, плевать! Я-то уж смогу себя защитить… Не на того напала! Изнасилование мента… Это что-то новенькое… Выпью чая… Хлеба какого-нибудь съем… И быстро уношу ноги…»
— Меня Кристина зовут, — томно улыбнувшись, произнесла женщина, отпирая дверь квартиры.
— Петр… Алексеевич, — стараясь придать голосу максимум солидности, сказал опер, но вышло как-то жалко, он не вовремя поперхнулся и испортил весь эффект.
— Вот здесь я и живу… одна, — продолжала ворковать хозяйка, широким жестом пригласив гостя войти.
Петруха, напрочь проигнорировав предложенные женщиной тапочки, не разуваясь, прошел на кухню, не волнуясь о том, что покажется невоспитанным. Его опять посетило раздражение, усугубленное безликим
Кристина поставила на огонь чайник и, мурлыкая под нос какую-то мелодию, что безмерно оскорбляло пусть не абсолютный, но все же слух Петрухи, принялась быстро нарезать колбасу и хлеб.
— Жутко устала, — улыбнувшись, призналась она. — А проголодалась — не то слово!
Она плотоядно облизнулась, обнажив ряд мелких крысиных зубов, и в подтверждение своей последней фразы засунула в рот кусок хлеба.
— После работы пошла в жилконтору, такую очередь отстояла, потом в магазин, потом… — тараторила хозяйка.
— Я, признаться, тоже устал, — решил намекнуть на то, что она зря на него рассчитывает, Петруха. — Такой день выдался! С утра в газовую атаку попал… Потом на работе измотался, как… не знаю кто… Выжат как лимон… А сейчас вот из больницы — здесь у вас, неподалеку… Знакомая там лежит, слишком сильную дозу отравляющих веществ получила… Прогноз вроде бы благоприятный, как говорят доктора, да я все же переживаю… Весь на нервах…
— Близкая знакомая? — спросила женщина и отошла в сторону, надевая большой клеенчатый фартук.
— Очень близкая… Молодая, — покривил душой опер, — да здоровье не очень… А к больницам я с недоверием отношусь… Сам недавно из больницы… Нервный я, болею много! — продолжал разочаровывать озабоченную хозяйку Алексеев.
— Да все сейчас больные, — кивнула та, если и расстроившись, то не подав виду. — Экология, время такое…
Она стояла за спиной гостя, крепко сжимая в руке молоток. Петр Алексеевич сидел неподвижно, задумчиво глядя на причудливую игру свечей, зажженных Кристиной. Глубоко вздохнув, женщина занесла молоток над головой опера, который между тем говорил, соглашаясь с последним высказыванием хозяйки:
— Это точно! Придите в поликлинику — там одни молодые, и все боле… — Он вздрогнул и резко подскочил на стуле.
На плите стоял чайник со свистком. Он уже был готов закипеть и огласить пространство кухни отвратительным пронзительным звуком. Алексеев же, будучи действительно человеком нервным, что раньше было абсолютно неизвестно даже ему, но ярко проявилось после лечения в психиатрической больнице, совершенно не мог выносить резких звуков… Он знал это, он боялся их, они сводили его с ума…
Петруха подскочил и с силой выключил газ. Начавший было свою громкую песню свисток ограничился первой пробной, довольно тихой, нотой и успокоился. Чай вскипел…
Молоток описал траекторию в стороне от головы гостя и с грохотом врезался в стол.
Алексеев снова вздрогнул, не ожидая выводящего его из состояния душевного равновесия звука с совершенно противоположной плите стороны. Он обернулся, внимательно посмотрел на молоток, затем перевел взгляд на лицо Кристины, выражающее смесь испуга, недоумения и решительности повторить свое негостеприимное действие…