Два билета
Шрифт:
Петр Михайлович едва заметно отшатнулся.
– Ты чего?
– спросил Санкин.
– Ничего. Знаю я тебя ...
– Чего ты знаешь, конь бельгийский?
– Знаю, знаю ...
– Скажи, раз знаешь!
– После Хлыбова ты и меня - того ...
– Дебил! Хотел бы, давно грохнул. Скажешь, не было возможностей? Ночью во сне мог придушить - шейка-то у тебя вон какая тоненькая ...
Петр Иванович непроизвольно закрыл шею рукой.
– На кой черт затевать весь разговор, если бы хотел тебя убрать?
– продолжал
– Шлепнул бы вместе с капитаном, и концы в воду. У меня другой интерес. И потом, без тебя мне квартиру не оформить. Ты ведь у нас - голова, писатель, е-мое!
Сказанное звучало довольно убедительно.
– Ну что, Петро Иванкович, по рукам, что ли?
– проговорил Санкин, чувствуя, что придал нужное направление мыслям своего боевого товарища.
– Смотри, Мерзлявкин: сдашь - рука у меня не дрогнет ...
Нине снился сон, будто они с отцом сидят на берегу теплого моря. Вовсю жарит солнце, а отцу холодно. Нина хотела, но почему-то не могла объяснить ему, что это всего лишь сон. Нина накрыла отца маминой шалью. Но мамы рядом не было. С вопросом - "Где мама?" Нина проснулась.
Голова ее лежала на плече у Тобиаса. Открыв глаза, Нина увидела его заросшую щеку. Нина не могла прийти в себя, поверить, что ничего не изменилось, что нет ни отца, ни моря, она, по-прежнему, находится в плену у чеченцев. Она с трудом выпрямила шею, и как только это удалось, Тобиас безвольно завалился на бок. "Спит", - подумала она.
Нина посмотрела на друга так, будто видела его впервые. Странно, почему раньше она считала его не интересным и скучным человеком. Когда кончится этот кошмар, она станет относиться к нему по-другому.
Но что-то мешало Нине думать, что-то ее раздражало. Быть может, доносившийся со всех сторон кашель? Это было и прежде, но сейчас люди буквально захлебывались в кашле. Слышались хрипы и стоны.
Нина ощутила жжение в горле. Она подняла глаза к потолку. Оттуда медленно опускалось сизое облако, похожее на туман. Нина посмотрела в зал - знают ли другие об этом облаке?
Возле металлической емкости-бомбы копошилась чеченка. Она пыталась что-то сделать с бомбой.
– Осторожно - взорвется!
– хотела крикнуть Нина, но вырвался нечленораздельный шипяще-свистящий звук, напугавший ее саму.
Чеченка воздела руки вверх и завалилась назад: казалось, будто через спинку кресла перебросили черное покрывало.
Нина посмотрела на Тобиаса. Ее друг продолжал спать. Она хотела его разбудить, но не могла пошевелить рукой. Стало вдруг трудно дышать. Веки начали слипаться. Несколько раз Нине удалось разлепить их, но вскоре и на это не осталось сил.
Нина успокоилась. Она долго, очень долго - целую вечность - летела куда-то вниз. Когда падение прекратилось, по всему ее телу разлилось тепло, и ей сделалось так хорошо и весело, как не было хорошо и весело никогда в жизни ...
Брезентовый полог сдвинулся в сторону, и в образовавшейся щели показалась
– Ну, хлопцы, с Богом! Концерт начинается!
– проговорил он.
Одним движением откинув брезент и борт, из автомобиля как горох посыпались бойцы спецназа. В полной боевой экипировке они были похожи на инопланетян. Полковник хлопал их по спинам и плечам, давал последние указания:
– Работать в противогазах! Пленных не брать! Думать меньше, двигаться быстрее, отрабатывать цели до конца. Бить всё, что движется. Удачи всем!
Короткими перебежками спецназовцы сосредоточились у главного входа. По команде надев противогазы, они пошли на штурм. Оказавшись внутри, часть бойцов кинулась к дверям, ведущим в зрительный зал. И вскоре оттуда послышалась глухая стрельба спецназовских "бесшумников".
Другая группа побежала в направлении лестницы, ведшей на второй этаж. Неожиданно один из них упал. Бежавший следом боец склонился и прогнусавил через противогаз:
– Чего разлегся, мать твою?!
– Нога...
– прохрипел боец.
– Вставай, сволочь! Филонить вздумал!
– Товарищ капитан, я ничего, я мигом ...
Лейтенант Санкин (а это был он) поднялся и, припадая на правую ногу, побежал, держась уже позади всех.
Перед тройкой капитана Хлыбова стояла боевая задача зачистить от чеченцев технические помещения второго этажа. Для этого предстояло преодолеть фойе и метров сорок коридора. Лейтенант Мерзлявкин вел себя очень странно: он бежал зигзагами, от стены к стене, высоко поднимая ноги и изгибаясь корпусом влево-вправо, вперед-назад. Его легко обогнал Санкин со своей больной ногой.
У первой двери капитан остановился. Он оглянулся, не дожидаясь товарищей, рванул дверь на себя и скрылся в помещении. Следом за ним туда влетел лейтенант Санкин. И через некоторое время, не сразу вписавшись в дверной проем, в комнату ввалился лейтенант Мерзлявкин.
И тут произошло то, к чему их тщательно готовили последнее время. Посреди комнаты стоял неимоверно толстый чеченец в странной позе: согнувшись, он держал ремень своего автомата, будто собираясь поднять его с пола. Увидев спецназовцев, чеченец улыбнулся. Из уголка его рта скатилась струйка белой жидкости.
Лейтенант Санкин, не раздумывая, вогнал в чеченца половину обоймы. Чеченец упал вперед, вытянулся, несколько раз дернулся и затих. В два прыжка Санкин подскочил к убитому и попытался вырвать автомат. Мертвый чеченец не отпускал.
– Что ты делаешь? Зачем?
– прохрипел капитан Хлыбов.
– Сейчас увидишь, - ответил лейтенант.
Каблуком тяжелого ботинка Санкин несколько раз ударил по руке, державшей ремень. Раздался хруст ломаемых костей. Только после этого Санкину удалось завладеть оружием. Он передернул затвор и навел ствол на капитана Хлыбова. Сквозь запотевшие стекла противогаза ему были видны огромные, как у лошади, глаза Хлыбова.