Два дня до солнца
Шрифт:
— В отличие от некоторых, он вежлив со мной, — невозмутимо сообщает она. — Но сказал, что вот уж неделю, как какой-то сукин сын понавыпускал триг, и они теперь покоя не дают его мальчикам.
Чех невольно крякает, вспомнив «мальчиков» Одноглазого. Камнелюди способны любую тригу пополам переломить, чего тут нервничать? Правда, если триг много… Зар-раза! Ну, кто? Кто вызвал к жизни Ябо, а вместе с ним столь неприятное приложение, которое притягивается кровушкой визуализированного? А вдруг…
Трига – порождение
Чеху становится не по себе. Что, если Ябо — не единственный, вызванный к жизни? Если таких подарочков много, то без помощи Стольного не обойтись. А тот сейчас занят по самое не могу — возится с собственными упырями в Киеве.
— Эммануил Борисович, уж не знаете ли, кто причиной тому?
Чех невинно смотрит на неё и пожимает плечами.
— Вот вы мне и поможете. Не хотите же, чтоб в Одессе творились безобразия без вашего ведома?
Сара Абрамовна берет на руки рыжего котищу и ворчит что-то про пользу Следящих. Кот согласно мурлычет.
— С вами связываться — это такая головная боль, я вам говорю. Но мне не нужен этот гембель на больную старую голову. Я таки прочешу Одессу и достану вам того шлимазла, только не делайте мне нервы.
Тирада малоприятная, но убедительная. К тому же да, все безобразия должны происходить исключительно с ведома Следящего.
Чех бросает взгляд в окно и хмурится. Темно. Театральник, наверно, в ярости. Пора уже покидать страшно гостеприимную во всех смыслах хозяйку.
Попытку попрощаться срывает пронзительный звонок мобильного. Чех смотрит на экран — Дима. Что, уже куда-то вляпался?
— Да? — получается хрипло и отрывисто.
— Ты ещё долго? — интересуется Дима немного отрешённо. — Мы уже всё, стоим тут у входа.
Чех приподнимает бровь, представив картину.
— Стоим?
— Ну, да. С этим чу… ну, приятелем твоим, — нехотя произносит Дима, и тут же добавляет совсем тихо, — давай быстрее, у меня ощущение, что он всё-таки готов полакомиться человечиной.
Чех невольно фыркает, чем вызывает недоумение на лице Сары Абрамовны.
— Хорошо, скоро буду.
– Нажимает отбой и почти извиняющимся тоном произносит: — Прошу простить, но дела. Обед был сказочным. Возможно, будем видеться чаще, когда я перееду в Одессу.
Сара Абрамовна как-то рассеянно кивает и даже не выходит его проводить. Чех спускается по ржавым ступенькам, перепрыгнув всего одного кота, и машет на прощание таинственному соседу, так и сидящему в увитой виноградом беседке.
— Эммануил Борисович, — неожиданно раздается низкий голос Городовой.
Чех притормаживает у выхода и оборачивается:
—
Что-то ещё? Вроде всё обговорили, а видеть его тут совершенно не были рады.
— Таки за сколько километров вы сейчас от Одессы?
— Ну… — он мысленно прикидывает и выдает результат: — Этак сто пятьдесят.
Сара Абрамовна задумчиво поправляет воротник халата, а потом очки на переносице, чтобы не сползали на нос. И всё же говорит:
— И таки не надо ближе. Я вас умоляю!
Глава 9. На башне ратуши
Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз
Наше время
Прозвучало, как ни странно, без акцента. Очень мягко, журчаще, можно заслушаться и позабыть обо всём вокруг.
Я медленно поднимаю взгляд. Наверное, всё послышалось. Не может быть.
Солнце слепит глаза, но даже сейчас я вижу, что волосы, как выжженный степной ковыль, полыхают золотом. Зелёный глаз немного прищурен - не так просто смотреть прямо на дневное светило.
Кожаные брюки, рубашка в черно-красную клетку, кожаная куртка с молнией на правом рукаве и плече. Ничего похожего на того щеголеватого джентльмена, с которым я встретился ещё несколько дней назад, а… хм… на кого?
Ярасланов переводит взгляд на меня, откидывает со лба рассыпавшиеся пряди. Они как-то причудливо лежат, струятся вниз. Сейчас он кажется моложе. Но не проще - это однозначно. Зелено-голубая волна всё равно приковывает к месту, не давая шевельнуться.
Он садится напротив, легко так, плавно, с какой-то особой грацией.
«Псих, - думаю я.
– Определенно псих, который теперь меня ещё и преследует.
Пытаюсь судорожно вспомнить, как надо себя вести, когда рядом психически неуравновешенный человек. Так… злить нельзя, проявлять агрессию нельзя, выводить из равновесия тоже. Соглашаться. Потому что неизвестно, как отреагирует. Самое легкое - выставит дураком в глазах окружающих. А нелегкое… думать об этом не хочется.
Что интересно, самому Ярасланову, кажется, откровенно плевать на моё напряжение и нежелание поддерживать разговор.
Удивительно.
Я невольно оборачиваюсь, но понимаю, что Игорь ещё не пришёл.
Черт. Как нехорошо получилось. А еще я как-то умудрился пропустить момент, когда подошёл официант. Ярасланов успевает что-то быстро показать, тот кивает и уходит.
Он тут есть собрался? Нет, ну уже ни в какие рамки!
– Послушайте, - начинаю я.
– Люблю Львов, - обрывает он меня, не давая продолжить.
– Знаете ли, Антон, есть в нем что-то завораживающее, душевное. Идёшь по улице, кажется, что с тобой говорят стены домов и брусчатка под ногами. Я, когда попал сюда в первый раз, был крайне изумлен. Город словно застыл на границе, где в тесных объятиях сплелись его воля и наша душа.