Два дня до солнца
Шрифт:
Босенька что-то недовольно мурлыкнул и демонстративно повернулся к Железному заду, давая понять, что разговор на сегодня закончен. Будить только в случае, если рядом окажется запеченная курица. На крайний случай — мясо.
Железный вздохнул.
Вообще-то нехорошо с котами ходить по кафе, да. Но то, что он не один, обычные человеческие глаза разглядят, только если кот сам того пожелает.
Официант принёс картофель с грибами по-домашнему и тарелку с морковно-апельсиновым пирогом. С улыбкой пожелал приятного
Почесал за ухом Босеньку, тут же раздражённо дёрнувшего кончиком хвоста. Хмыкнул и посмотрел на часы. Так-так, конец света что-то задерживается. А жаль. Пунктуальность - наше всё. И опаздывать — ай-ай-ай.
Хотя… ждать в таком уюте вообще-то очень неплохо. Кафе премилое, а за окном — серая улица, сентябрьский Днепр и наглые голуби — вон как расселись на крыше соседнего дома.
Картошка оказалась ароматной и хорошенько сдобренной специями. Так бы и съел за раз всю тарелку. Но надо же себя держать в руках. Не только по части еды — вообще.
Торопливые шаги донеслись с лестницы.
Железный чуть улыбнулся. Так-так. Вот и… Кожаная куртка, кожаные штаны. Высокие ботинки со шнуровкой. На сгибе левой руки — шлем. Круглый, чёрный, отражающий свет жёлтых ламп.
Пахнет от появившегося дождём, ветром и ядом. Не понять каким — это накладывается контур будущего. Железный чуть нахмурился, зная, что ни с какими ядами Конец Света никогда дел не имел. Занятно. Просто каждый человек пахнет чем-то своим. Кто-то сдобой, кто-то машинным маслом, кто-то цветущей вишней, а вот этот – ядом.
Он сел напротив. Сцепил длинные узловатые пальцы, подул на них, пытаясь согреть. Такие пальцы бы музыканту, но не играют они ни на фортепиано, ни на скрипке. Их занятие — резать плоть.
Миг — на белой коже появилось что-то красное: вязкое, липкое, страшное… Капнуло на стол, медленно расползлось по шлифованному дереву, замерло бордовым пятном.
Железный отогнал не вовремя прорвавшееся видение.
— Замёрз. Опоздал случайно, — коротко бросил хриплым бархатистым голосом Конец Света.
Невинно посмотрел коричнево-чёрными, как пережженный кофе, глазами. Отбросил упавшую на лоб косую челку.
Стрижка у него современная, волосы как вороново крыло — гладкие, чёрные — так и хочется коснуться. И вид в целом небрежно-стильный.
— Как можно случайно опоздать, Володенька? — поинтересовался Железный, вновь принимаясь за еду.
В миру — Владимир Успенский, пластический хирург. Почти приличный человек. А среди своих — Конец Света. Пока ещё не в прямом смысле, но кто знает?
Тот пожал плечами, приподнял бровь и улыбнулся — одними губами. Железный в очередной раз восхитился непередаваемой мимикой. Театр очень много потерял в лице Успенского. Мышцы, кажется, способны были жить собственной жизнью, придавая такие выражения, о которых многие люди
— Я бежал, как мог, — сообщил тот и поднял взгляд на подошедшего официанта. — Кофе. Горячий. С корицей.
Официант коротко кивнул и, поняв, что продолжения не будет, удалился.
— Что у нас? Конец света? — поинтересовался Успенский, собственно, за постоянное использование этого словосочетания и получивший прозвище.
Железный отодвинул пустую тарелку и придвинул пирог.
— Думаешь, я просто так позвал тебя поужинать здесь?
И хоть он старался говорить невозмутимо, всё равно проскользнули ехидные нотки.
— Рудольф Валерьевич, — медленно произнёс Успенский, — вы ничего не делаете просто так. Поэтому я весь внимание.
Железный одобрял такой подход. Альтруизм и душевный порыв, безусловно, прекрасны, но практичность должна превозмогать. Иначе получается всегда чёрт знает что.
Кофе принесли и поставили перед Успенским. Тот, не сводя взгляда с Железного, сделал глоток. В тёмных глазах появились вопрос и интерес.
— У нас, Володенька… — Железный откинулся на мягкую спинку дивана, протянул руку и взял чашку с калиновым чаем, — в этот раз, поверь мне, презанятнейшее дело. Хоть и малость непривычное. Приходилось ли тебе оперировать бога?
Конец Света поперхнулся кофе.
Железный растянул губы в улыбке. Вот так-то. А то слишком самоуверенно что-то всё выходит. А так… и на реакцию посмотреть, и душеньку потешить.
Бося приподнял морду и недовольно посмотрел на хозяина. Мол, всё бы тебе веселиться, старый пень. Впрочем, Железный с этим совершенно… ну, просто абсолютно соглашался. И с пнём, и с весельем.
— А если подробнее? — подозрительно уточнил Успенский, глядя на провидца.
Железный однако детализировать не собирался. Видения будущего — вещица ненадёжная. Только всё обмозговал, разложил по полочкам, сообразил как быть и тут бац! — всё поменялось.
— Подробнее будет в скором времени, — ответил он, вновь принимаясь за пирог. — Понимаешь ли, Володенька, Троим и Сестре опять спокойных дней не будет. Очень скоро украдут одну вещь. — Железный посмотрел на часы с чуть потёртым ремешком, охватывающим запястье. — Точнее, уже украли.
Взгляд Успенского стал мрачным:
— Рудольф Валерьевич, я вас не всегда понимаю. Зачем вы мне это рассказываете?
— А потому что скоро у нас будет очень весело, и ты сыграешь в этом веселье далеко не последнюю роль.
За окном вновь хлынул ливень, небо рассекло зигзагом молнии. Грохот на мгновение заложил уши. А калиновый чай неожиданно стал кислым-кислым.
Успенский нахмурился.
— Мне, что ли, искать украденное? — осторожно спросил он.
Железный кивнул. Положил руку на голову Боси и погладил. Кот оглушительно заурчал, но в жёлтых глазах блеснуло что-то жуткое.