Два красавчика и Я
Шрифт:
Потушим эту искру, залив водой из сомнений и всего прочего. Сомнения и размышления действительно хороши, когда тебе не хочется быть на одной волне с человеком. Когда что-то тебя напрягает и отталкивает, или вы абсолютно разные и вынуждены прощупывать границы друг друга, перед тем, как что-то предложить.
Но когда мир вокруг загорается, от того, что вы просто вместе и совершаете разные безумства, терять эту искру — такая глупость.
И пока я стою, растерянно думая об этом, Мирослав обхватывает меня за талию, и переносит
— Не уходи, — быстро произношу я, но звучит это совсем тихо и жалобно. Я пугаюсь того, каким тоном это сказала. Я же не знаю, почему я ему нравлюсь. Может быть, просто из-за именно той безумной искорки между нами, и моя жалобный тон совсем неуместен и глуп.
Еще добавить “пожалуйста” и можно зажмуриваться, чтобы не увидеть на его лице невысказанный вопрос “какого черта?”. Но пока я смело гляжу ему в глаза. И вижу, как он задумчиво бегает взглядом по моему лицу, будто пытаясь что-то понять, или рассмотреть.
А потом он цепляет пальцами мой подбородок, наклоняется ближе и внимательно смотрит за моей реакцией. Я подаюсь на встречу.
— Птичка, — произносит он, и я чувствую его дыхание на губах, — тогда снимай с меня эту мокрую тряпку. У меня заняты руки.
И он целует меня. Нежно и глубоко. Наши губы мягко соприкасаются, и я чувствую, как язык проникает в рот. У меня вырывается вздох. Я неуверенно отвечаю, а он внезапно толкает меня назад и я упираюсь спиной в стену.
Если я сейчас разожму руки, то полотенце упадет и я останусь совершенно голой. Если я сниму с Мирослава потом джинсы, мы оба останемся абсолютно обнаженными. Очень быстро и неожиданно. Но я не могу стоять истуканом, наслаждаясь тем, как мы исследуем друг друга языками, и впиваемся друг в друга поцелуями. Я тоже хочу прикоснуться, и ощутить его под руками.
Поэтому я, отпускаю полотенце, и тяжелая ткань стекает с моих плеч назад. Горячие ладони тут же ложатся мне на талию, и у меня пробегают приятные мурашки. Мы целуем друг друга с закрытыми глазами, и я могу только чувствовать. Поэтому я протягиваю руки, и мягко провожу ладонями по животу парня, чувствуя напряженные мышцы пресса и гладкую, прохладную кожу. Кажется, действительно, кое-кому не сильно комфортно ходить в мокрых насквозь джинсах. Поэтому я, все-таки, решаюсь, и нахожу пальцами пояс джинс. И, замирая, расстегиваю пуговицу, а потом тяну за молнию вниз.
Он прерывает поцелуй, и помогает мне, как-то умудрившись быстро сбросить их с себя. Я открываю глаза, понимая, что стоит мне еще раз потянуться к нему, и я уже наткнусь не на ткань одежды. Мы встречаемся взглядами. Я вижу, как расширяются зрачки в темных глазах, и что-то очень хищное и голодное в их глубине.
Он, не разрывая зрительный контакт, подхватывает мою ногу под колено и закидывает себе на бедро. А потом прижимает телом к стене. Я удивленно вздыхаю. Из-за того, что прохладная стена обжигает мою спину, и из-за того, что горячая плоть обжигает мой живот.
Я вижу, как губы Мирослава дрогают в усмешке, а взгляд как-то любовно скользит
— Птичка, твое смущение... такое милое. Даже в прошлый раз ты на меня смотрела такими же глазами, — его рука захватывает волосы у меня на затылке в кулак и сжимает, заставляя запрокинуть голову, а он опускается к шее и выдыхает, — но мне нравится, — и зубы на секунду прихватывают кожу едва не до боли, отчего я резко вдыхаю и вцепляюсь ему в плечи, забыв про все на свете, — эта податливость, — и на коже начинают расцветать дорожка поцелуев, опускаясь ниже, — и как ты реагируешь...
Ладонь находит мою грудь, и я выгибаюсь навстречу, поддаваясь ласке. В этот раз все по—другому. Каждое его прикосновение или поцелуй кажется мне странно успокаивающим, расслабляющим, нежным, словно он пытался доказать мне, что именно мое тело, а не процесс — ценность для него. Вынуждающим раскрыть свои чувства и снова шагнуть навстречу тому пламени, что между нами вспыхнул когда-то. Снова провалиться в тот омут дикого, темного желания, когда двое хотят обладать друг другом и никакие посторонние мысли или сомнения не могут их остановить.
И это у него удается. Стоит только языку провести влажную дорожку возле уха, и я ощущаю как внутри вспыхивает ужасающе голодное желание. Настолько голодное,,что оно пожирает все мое смущение или скованность и я нахожу рукой его член, сжав его, и чувствуя, как он горячо заполняет мою ладонь.
Мирослав, выдохнув, прерывается и прячет лицо у меня в волосах. Щекой я чувствую, как он сжимает челюсти, видимо, пытаясь взять себя в руки.
— Птичка, ты…
Я трусь, словно кошка, об его волосы, и выдыхаю ему в ухо. И вижу, как по его шее пробегают мурашки от этого, и снова сжимаю пальцы.
Рука Мирослава внезапно ложится мне на шею и он прибивает меня к стене, что я от неожиданности отпускаю его. Он смотрит на мои губы из-под полуприкрытых век, и тень от ресниц падает на лицо, отчего взгляд парня становится темным и глубоким, как омут. И я падаю в него, теряя связь с реальностью. Остаемся только мы, и весь мир вокруг исчезает.
— Скажи, что хочешь меня, птичка. Мне нравится, когда ты это говоришь.
— Хочу… — вырывается у меня тихо, и я ощущаю как его пальцы и кое-что твердое и напряженное прикасаются там.
— Ты больше не сбежишь от меня, Анна, — он произносит это возле моих губ, задевая их, отчего мне хочется потянуться навстречу, но он не пускает меня. Пальцы чуть сжимаются на шее, — если ты думаешь об этом… я сейчас просто уйду, оставив тебя наедине с этим желанием, — он усмехается, а я едва сдерживаюсь от возмущения, и от того, чтобы не отомстить ему, прикусив, или вонзив ногти в спину. Но не успеваю, потому что он подается бедрами вперед и проникает в меня, а я задыхаюсь от нахлынувших ощущений, и чувствую, как все сладко сжимается между ног. Если он не продолжит, я думаю, что сойду с ума. И он тоже выдыхает мне в рот. Я выгибаюсь, пытаясь сделать так, чтобы он проник глубже, но он удерживает меня за шею, и усмехается, — либо ты сейчас признаешь, что будешь только моей птичкой. Во всех смыслах.