Два очка победы
Шрифт:
Размышляя в одиночестве, Скачков понемногу привыкал и смирялся, как отставший пассажир, на глазах которого нарядный и стремительный экспресс умчался вихрем дальше, а он остался на пустой платформе…
Засыпая, Скачков блуждающей рукой нашарил в изголовье выключатель ночника. Едва в его окне погас неяркий поздний свет, снаружи раздался тихий деликатный визг разочарованного Тузика.
После успеха в Вене, игры дома, на своем стадионе, «Локомотив» провел неровно.
Первая встреча — с армейцами Москвы — внушала опасение с самого начала,
Матч у армейцев выиграли и выиграли, как показалось Скачкову, довольно легко. В тот день «Локомотиву» удавалось все, и скромный счет 1:0 (гол забил Серебряков) не отражал картины встречи. Уверенно распоряжаясь мячом на всем пространстве поля, хозяева не выпускали инициативы до самого финального свистка.
После двух очков, добытых в артистично, вдохновенно сыгранном матче, «Локомотив», казалось бы, нашел свою игру, но вот очередная встреча — с киевскими динамовцами, — и на трибунах оба тайма не умолкал негодующий циничный свист обманутых болельщиков, настолько вдруг убого и бесцветно действовал «Локомотив».
Зрители, набившиеся на трибуны, видели лишь то, что происходило на их глазах на поле. И никто не был посвящен в события, предшествовавшие матчу.
Дело в том, что в день матча на тренировочной базе «Локомотива» за городом с самого утра царил переполох: на утренней разминке вдруг оказалось, что ночью с базы исчез Серебряков. Как он сумел? Когда? Зачем?
Старая Марковна, дремавшая всю ночь в дежурке, припомнила, что где-то вскоре после отбоя на дороге возле тренировочного поля раза два протяжно прогудела автомобильная сирена. Марковна не придала этому значения, тем более, что с базы никто не выходил.
— Он, видно, через забор стрельнул! — высказала догадку старуха. — Ну, кот!
Завтрак прошел без Серебрякова, не явился он и к обеду. Настроение в команде падало.
Кто-то из ребят, кажется, Батищев, уходя из столовой, проворчал, что сами виноваты: захвалили парня, подняли до небес.
— Икона, чего уж там… Только молиться не молились.
Сам Сема своим горбом добился себе места в основном составе, боялся лишний стакан воды выпить, чтобы не потяжелеть.
После обеда ребята разошлись по комнатам — мертвый час. Скачкову не лежалось, он вышел на крылечко и увидел за воротами мешковатую фигуру тренера, Иван Степанович с надеждой вглядывался, не покажется ли пыль на дороге. Нет, чисто, безлюдно — тишина и зной. Даже на озере все замерло.
Босиком, осторожно ступая по раскаленной земле, Скачков приблизился, стал рядом. Руки в бока, ногой почесывая ногу, трусы сваливались с плоского живота. Стоял, щурился. Он понимал состояние Степаныча и ничем не мог помочь. Что тут станешь говорить? Никакими словами не
— Ну, гад! — сквозь зубы процедил Иван Степанович. — Допрыгается он у меня!
— Может, несчастье какое? — попробовал утешить Скачков.
— Молчи уж! — огрызнулся Степаныч.
«Ну, Владька… действительно гад. Отмочил номер!»
— Растем, растем! — язвительно проговорил Иван Степанович, часто дрыгая коленкой. — Уже нам и закон не писан… Г-гад! — ударил кулаком в ладонь и бледный, с набухшими веками, ушел к себе в комнату.
Повесив голову, Скачков поплелся от ворот. «Растем…» А, кажется, давно ли добивался чести выйти за «основу», мечтал, готовился… Все забылось сразу! Прав был в своем ревнивом ворчании Семен Батищев: не выдержала сладкого хмельного бремени головка Владика — закружилась. Надо же — удрать с базы ночью, накануне матча! Такого не позволял себе даже Комов!
Автобус с командой отправился на стадион без Владика, отъехал, как это было издавна заведено, за полтора часа до начала матча, минута в минуту. Иван Степанович сидел впереди на своем месте мрачнее тучи. Ну что было делать с провинившимся, как поступить, как наказать? А ведь тот, удирая с базы, отлично сознавал, что он теперь значит для команды! У бедного Степаныча от мыслей голова шла кругом. Недаром считается, что век тренера весьма недолог, — не выдерживает человек постоянных перегрузок!
В душе Скачков уверен был, что Серебряков давно крутится возле стадиона. Уж что-что, а на матч-то он не опоздает! И точно: автобус еще пробирался сквозь напиравшую толпу, а у служебного входа, на крыльце, ребята разглядели счастливую физиономию нарушителя в окружении восторженных болельщиков.
Завидев автобус с командой, Владик смутился, забегал глазами — сознавал, что натворил. Иван Степанович прошел мимо него, словно не замечая. Проследовали мимо и ребята, вся команда, как один. Это было первой оплеухой, но не последней. И Владик съежился, притих и сзади всех поплелся в раздевалку.
— Ну, так получилось… Ну, надо было… — бормотал он оправдания, однако никто его не замечал: так, крутится кто-то под ногами!
А команда раздевалась, преображаясь на глазах, уже Матвей Матвеич кого-то шлепал на массажном, простынею застланном столе, сильно, терпко потянуло на всю комнату растиркой. Застучали бутсы — кто-то обулся.
Заметив, что Серебряков направился к своему креслу переодеваться, Иван Степанович остановил его и, указав пальцем на трусы с футболкой, чистенькие, выглаженные, приготовленные заранее, скупо обронил:
— Это оставьте.
И Владик побледнел — он понял, что сегодня ему на поле хода нет, команда выйдет без него.
На минуту в раздевалке установилась тишина, своим молчанием команда поддержала тренера и подчеркнула тяжесть наказания.
А трибуны гудели, слышно было, как прокатывалось по рядам нагнетаемое нетерпение. Вот затрещали аплодисменты — это гости выбегали на разминку, и мяч, возмутитель спокойствия в городе, принялся за свои звонкие упругие прыжки.
Пересилив себя, Серебряков, опустил голову и что-то сбивчиво забормотал насчет того, что он в последний раз просит поверить.