Два пера горной индейки
Шрифт:
А у меня ноги отнялись. Подошел, руку поцеловал.
— Здравствуй, Теша, здравствуй, дорогой! Садись, — погладила я его по жестким курчавым волосам.
Как он возмужал! Совсем другой человек, совсем взрослый! Даже вырос как будто. В плечах стал пошире. А в глазах спокойная уверенность сильного и доброго человека. Сел, руки без пальцев не прячет, скрестил их на колене, смотрит на меня с любовью.
— Разрабатываю ногу. Хожу, гуляю. Решил к вам зайти.
— Спасибо, Теша, я рада тебя видеть. Ты изменился.
— Да, может быть...
— Как у тебя с учебой?
— А что с учебой? С учебой все в порядке. На год отстал от своих, но это не важно.
— А дома как? — спрашиваю.
— Дома все хорошо.
— Ну слава богу! Твой отец достойный человек. Я войны только с краешка хлебнула, а он все прошел, от самого начала и до конца.
— Да... вы правы.
— Хорошо, что ты понял это.
— Поваляешься полгода в больнице, многое поймешь...
Он немного помолчал, а потом спросил:
— Вы не сердитесь на меня, Елизавета Дмитриевна?
— Нет, Теша. Я думаю, это была инициатива Игоря. Так ведь?
— Не совсем. Мы вместе решили. Понимаете, Елизавета Дмитриевна, я и сейчас не оставляю мысли подняться на Ушбу. Но только не так... Я буду заниматься альпинизмом, ездить в горы, в альпинистские лагеря, наберусь опыта. Стану инструктором, буду людей учить, как Сей Сеич. Хочу работать на Памире и на Тянь-Шане. Мне думается, я буду там полезен.
Опять мне стало страшно, внутри все так и сжалось.
— Опасно ведь это, Теша.
А он отвечает:
— Но ведь работать в горах кто-то должен? Опасно, если не знаешь альпинистской техники. А я буду мастером спорта.
— Ох, Теша, легко ли будет твоим родителям в постоянном страхе жить?
— Со мной лежал один мужик, с табуретки в пьяном виде свалился — перелом позвоночника. Мы с папой говорили об этом. Риска не будет, Елизавета Дмитриевна. Нас Сей Сеич учил: альпинизм — это искусство избегать риска. Мы тогда не поняли этого.
Возможно, так все и должно быть. У нашего поколения были свои трудности и проблемы, у них свои. Мужчины не могут жить без борьбы. Этот мальчик может так говорить. Он так же, как и я, приобрел на это право дорогой ценой.
Теша поднялся.
— Мы с папой о вас много говорили. Разрешите мне к вам заходить. Я теперь домой к вам приду. Пешком.
— Конечно, Теша, обязательно приходи. Дай я тебя поцелую.
Я взяла в руки его большую голову, поднялась на цыпочки и поцеловала в заросшую переносицу.
Он ушел, а я села и расплакалась. Давно уже ни слезинки, и вот на тебе...
В дверь заглянули и сразу же закрыли ее. Вытерев слезы, я сказала:
— Пожалуйста! Следующий!
Алексей Алексеевич
Зашел на кафедру, а там меня Наташа Сервианова дожидается.
— Пойдем отсюда, — говорю, — пошли скорее на волю.
— У вас есть время, Сей Сеич?
— Времени теперь у меня сколько хочешь, — ответил я. — Принесла пленку?
— Принесла.
— Давай свою бандуру. Если не возражаешь, посидим на бульваре. Здесь не дадут поговорить.
— Пойдемте, — грустно и покорно согласилась Наташа и отдала мне магнитофон.
Она предложила поехать в Измайловский парк, живет там недалеко. Я охотно согласился, и через полчаса мы шли пустынной аллеей мимо оврага. В глубине его лежали остатки почерневшего снега. А лес и синее небо с упругими облаками
Заливалась овсянка, барабанил дятел, даже кукушка была уже здесь. Мать говорила в детстве, если кукушка прилетает на голый лес, недобрый признак, быть неурожаю. Однако лес начал зеленеть. У березовой рощи издали белые стволы проглядываются еще целиком, но кроны тронуты легкой зеленцой. Корявые дубы смотрелись на фоне неба черными, неживыми. Сразу и не поймешь, что за деревья, пока не посмотришь на землю и не увидишь свернувшихся дубовых листьев.
— Я все больше и больше убеждаюсь, — говорила Наташа, — что Игорь был необыкновенным человеком. Просто мы его не знали и не понимали. Гена Новиков со своей компанией «солдат» прозвали их с Тешей «калошниками». Они, мол, не носят длинных волос, как Витька Кузьмин. Или как Варга — сделал себе из мешка балахон и ходит в нем. «Солдаты» их травили. Один раз Игорь спросил у Генки: «Ген, за что ты меня так не любишь?» «А ты меня очень полюбил, что ли?» — отвечает Генка. «Не могу этого сказать, — говорит Игорь, — но я к тебе не пристаю, оставляю за тобой право жить как тебе хочется». — «А ты не выпендривайся и не умничай!» Тогда Игорь ему говорит: «Ты способный человек, Гена, способный, но удивительно примитивный. Твои стремления, твоя вершина хорошо видны». — «Ишь ты, вершина... Какой альпинист нашелся! Моя вершина, если хочешь знать, будет повыше твоей». — «Я и не сомневаюсь. Только они у нас разные, и мы применяем для их достижения разную технику. А ты никак не хочешь этого понять. Ведь не только армия учит жизни, есть на свете еще и книги, интересные и хорошие люди, твои собственные открытия, наконец». Генка его обругал: «Ты бы повкалывал два года в армии да вернулся бы оттуда в совхоз, тебя бы жизнь быстро научила, не стал бы ее смысла искать». Маменькиным сынком его обозвал. А какой он маменькин сынок? Без отца рос, не так уж и сладко ему жилось.
Компания «солдат» мне тоже не нравилась. Не мог я забыть и простить им того, что, впервые поднявшись на ледник, сели играть в карты. А был красивый вечер, неестественные краски, какие бывают только на высоте. Они могли видеть их раз в жизни, но им было это неинтересно, они дотемна играли в дурака.
— Если бы Игорь не погиб, — продолжала говорить Наташа, — он сделал бы в жизни больше Новикова. Генка — начальник. Я думаю, и от Теши можно большего ожидать, чем от Генки. Тут Теша как-то пришел, а Новиков спрашивает у него: «Что летом собираешься делать?» Теша говорит, что в альплагерь поедет, разряд по альпинизму выполнять. «А без пальцев возьмут?» — «Почему без пальцев? Пальцы у меня есть. Трех передних фаланг недостает — это не беда. У нашего главного альпиниста Виталия Абалакова на обеих руках нет кончиков пальцев. Я договорился. Ногу окончательно разработаю и через месяц поеду на все лето». Тут Генка и прикусил язык.
Мы вошли в лес. Здесь было сумрачно и сыровато, но весеннее солнце пробивало и густые лапы елей, на усыпанной хвоей земле ярко выделялись солнечные пятна.
— Он погиб, да, он погиб, — взволнованно говорила Наташа, — но он рисковал не зря. У него были такие большие планы, такие замыслы, что для их осуществления нужно было стать сильным человеком, очень сильным.
— Рисковал он зря, это ты напрасно, — сказал я, — из-за этого ведь и погиб.
— Рисковал, может быть, и зря, — торопливо заговорила девушка, — я хотела только сказать, восхождение было не бесцельно, как многие думают. Ему нужна была вершина. Вершина! Сама Ушба! В этом он весь...