Два рейда
Шрифт:
— Но на этом дело не кончилось. Фашисты почти целые сутки гонялись за нами. Дважды пришлось переходить речку Сервечь, пока напали на ваш след и переправились через Неман… Нам-то ничего, а раненым досталось, — дополнил рассказ командира полка Колесников.
— Я тебе говорил, что Давид Ильич не пропадет, — улыбаясь, сказал Войцехович.
Так закончился тридцатишестичасовой бой первой Украинской партизанской дивизии с превосходящими силами частей четвертой и девятой немецких армий. Противник потерял в этом бою десять танков, две танкетки, пять бронемашин, тридцать автомашин с боеприпасами и более трехсот
Продвижение вражеских войск было задержано почти на двое суток.
Три «мушкетера»
Темной июльской ночью партизанская дивизия пробиралась Налибокской пущей вдоль восточного берега Немана. Двигались на север в сторону местечка Щорсы. Там мы намеревались захватить переправу через Неман. Колонна шла привычным размеренным маршем. Впереди, как всегда, Клейн со своими разведчиками. Первый полк шел за кавалерийским дивизионом.
Я с полковыми разведчиками ехал в голове полка. Рядом со мной — командир взвода Бычковский. Сегодня его взвод был в резерве. Мы ехали и тихо разговаривали. Послышался топот скачущих коней. К нам подъехали Юрий Колесников и дивизионный разведчик Миша Демин, по прозвищу Миша Ария.
Прошло полгода, как я ушел из разведроты, но меня все еще тянуло к боевым друзьям. При каждом удобном случае я заглядывал к ним. Но в последнее время получилось так, что никак не удавалось навестить разведчиков. Отвлекали бесконечные бои, длинные переходы, да и разведчики тоже редко собирались вместе. Поэтому я обрадовался встрече с Деминым.
Мишу я знаю давно. Высокого, никогда не унывающего и отчаянного разведчика любили за веселый и покладистый нрав, а главное, за песни, неисчислимое множество которых он знал. Демин мечтал стать артистом. Даже когда в 1938 году поступил в Московский геологоразведочный институт, он вечерами учился в театральной студии. Миша — компанейский парень. Каждый считал за честь идти с ним на задание. Особая дружба его связывала с онежским пареньком Пашкой Лучинским и острогожцем Алексеем Журовым. Низенький, толстый, почти кругленький Пашка Лучинский рядом с Мишей выглядел малышом. Зато Лешка Журов — длинный, но худой, как жердина. Все трое были в одном отделении, вместе ходили на задания. Неразлучные они были и во время отдыха. Достаточно было кому-то из них подсесть к костру, как появлялись остальные, и тут же звенела песня. Миша пел тенором, Леша— баритоном, Павлик подпевал неопределенным голосом, несмело.
Демин первым в соединении узнавал новые фронтовые песни. Просто непонятно, какими путями он их раздобывал. Иногда он пел арии из опер. Особенно нравилась ему ария Ленского. Ее исполнение и дало Мише прозвище — Мишка Ария.
В главразведке Демина, Журова и Лучинского называли «три друга». Партизанский весельчак, танцор и пародист Вася Демин, однофамилец Миши, в честь троицы песню «Жили два друга» переделал на «Три друга — разведчика» и, подражая Утесову, исполнял на вечерах партизанской самодеятельности.
У разведчиков были свои любимые песни. Чаще всего пели «Трех мушкетеров». Только вместо слов «мушкетеры» пели «разведчики». А Демина, Журова и Лучинского «перекрестили» в «трех мушкетеров».
Трусов рождаетзапевал Журов,—
Все же ей выпала честь, да, честь: Есть ведь разведчики, есть ведь разведчики, есть! —подхватывали товарищи. Тут уж и Павлик Лучинский не стеснялся, пел во весь голос.
Как-то друзей встретил Гриша Дорофеев из третьей роты и сказал:
— Мушкетеры, а не создать ли нам партизанский ансамбль песни и пляски? На фронт приезжают артисты, к нам им прилететь нелегко. А мы что, рыжие?
Идея Гриши понравилась, поддержали. Создали самодеятельное общество, получившее название «общества веселых чудаков». Каждому участнику присвоили клички. Среди них были вполне приличные: Гуцул, граф Бамбула, граф Черный Глаз… Но были и такие, от упоминания которых партизаны валились со смеху.
Много забавных, поистине радостных минут доставили партизанам доморощенные артисты. Непременными участниками всех концертов были Демин и Журов. Лучинский по своей скромности выполнял роль сочувствующего зрителя.
Дружба этой троицы крепла. Идя в разведку, каждый знал, что товарищ не спасует, не подведет. Как-то, еще во время рейда из Брянских лесов за Днепр, надо было разведать город Лоев, раздобыть лодки и паром для переправы подразделений. Выполнение этой задачи поручили главразведке и третьей роте.
Отделение Фетисова, в котором воевали Демин, Журов и Лучинский, прошло вдоль Днепра около десяти километров, но на восточном берегу не нашло ни одной лодки. Выручил один старик. Он извлек из-под хвороста старенький челн и отдал разведчикам.
Ребята взвалили этот челнок на плечи и принесли к реке, спустили на воду. Челнок на воде держался, но во многих местах пропускал воду. Разведчики позатыкали щели и решили переправиться на западный берег. Когда же начали усаживаться, поняли, что челнок всех не удержит. Надо было кому-то остаться на восточном берегу.
— Демин, ждите нас здесь, — сказал Фетисов.
— Ни за какие тысячи! — взъерепенился Миша и первым влез в челн. — Что я, хуже других?
— Пусть остается Лучинский, — подсказал Чусовитин.
— И не подумаю. Тоже нашли козла отпущения, — обиделся Пашка.
Фетисов мог приказать любому, и тот бы выполнил приказ. Но командир отделения надеялся, что найдется охотник, который согласится остаться. Охотника не нашлось.
— А если Павлик поплывет за лодкой?.. Он архангельский мужичок — морозоустойчивый и плавает хорошо, — предложил Миша.
— И поплыву, но не отстану от отделения, — решительно сказал Лучинский и быстро начал раздеваться.
— Ты что, спятил? Река у берегов замерзла. Ветер пронизывает до костей! Знаешь, что может от этого получиться? Я пошутил, — сказал Демин.
— Не дури, Павлик, — пытался уговорить его Фетисов.
Однако Лучинский уже снял сапоги, френч, брюки. Все это свернул в узел и перетянул брючным ремнем. В одном белье, как лунатик, бултыхнулся в ледяную воду. Крякнул, подплыл к челну, бросил в него узел и уцепился за корму. Ноги и руки сводило, но отступать поздно. Друзья уселись, оттолкнули челн от берега, и Чусовитин из всех сил заработал единственным веслом.