Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
Так прошли часы. Что теперь? Надо бы вернуться в Венецию, это на автобусе полтора-два часа. А можно отправиться на разрекламированное повсюду озеро Гарда, которое совсем близко от Вероны, всего в тридцати километрах. Самое большое озеро в Италии, между прочим. Там и заночевать, отели на берегу есть. И провести там день или два. Судя по всему, красоты там отменные: Ломбардия, склоны Альп, нет изнуряющей жары, водная гладь под солнцем, аквапарк и даже океанариум, с ума сойти!.. В общем, есть выбор: в Венецию или на это озеро. Или никуда не ехать сегодня, остаться в Вероне еще на день? Или… ну, скажем, махнуть в Милан,
Странно или нет, но, оставшись еще на ночь в Вероне, Петр назавтра поехал не в Милан или на озеро Гарда, а в Леньяго. Некая навязчивость не давала покоя. А ведь хотел просто путешествовать, ни о чем не думать, если такое вообще возможно.
Опять на рейсовом автобусе, который через Верону следовал из Брешии. Полчаса – и на месте. Потом пешком. Вот та улочка, вот и дом Сальери – музей, медная табличка, колокольчик, исполняющий роль звонка. Как уже знал Петр, сей колокольчик, если дернуть за его язычок, отзовется звонком только в покоях синьора Антонио – в музейных комнатах и жилых, которые занимал старик.
Дверь открыл мальчик – тот самый, с темными кудряшками. Молча глянул снизу вверх, затем спросил высоким голоском:
– Вы в музей, синьор?
– Нет, к синьору Антонио. – И добавил: – Мы с тобой уже виделись, я был позавчера, ты меня не помнишь?
Тот пожал плечами:
– Да? Нет, не помню. Но если вы к маэстро, то его сейчас нет. Подождете?
– А когда он будет?
– Скоро. Он пошел на почту.
– Тогда подожду. Пропустишь меня?
– Прошу, синьор – Мальчик отступил на шаг, потом прикрыл за Петром дверь и щелкнул задвижкой. – Маэстро просит хорошо закрывать, а то нас уже пытались ограбить, – произнес заученно-спокойно, как на уроке.
«Господи, и здесь грабители!» – покачал головой Петр, но ничего не сказал. Интересно, что тут можно взять, какие ценности? Не портреты же, не партитуры или диски с музыкой Сальери! Бред какой-то…
Сняв шляпу и повесив ее на крючок вешалки у двери, он прошел за мальчиком – по лестнице на второй этаж, в музейные комнаты и наконец в ту, где стоял клавесин.
– Я разучиваю это аллегро, маэстро сказал, чтобы к его приходу… – Мальчик не договорил и уселся за инструмент. – Извините, я буду играть.
– Конечно, маэстро! – пошутил Петр, улыбнувшись. – Играйте, играйте, я с удовольствием послушаю, если не возражаете. Можно? Вот и хорошо – Уселся рядом в кресло и тут вспомнил: – Кстати, мы не представились друг другу. Меня зовут Петр, я из России. Синьор Пьетро из России, в общем.
Мальчик, оторвав взгляд от нотной тетради, раскрытой на пюпитре, тряхнул кудряшками:
– Очень приятно, синьор, а я – Джузеппе.
– Хорошее у тебя имя. Как у Гарибальди.
– Да, как у Гарибальди, но вообще-то это имя от Иосифа. Ну в Библии – Иосиф, а у нас в Италии – Джузеппе. Это мне маэстро объяснил.
«Вот кто у нас образованный, выходит!» – хмыкнул про себя Петр, а вслух сказал:
– Это прекрасно – про твое имя, и про маэстро тоже, он молодец.
– Конечно, – согласился Джузеппе, – он много знает и учитель добрый, плату не берет.
Вот как!
Мальчик начал играть. Полились быстрые, веселые звуки. И какой темп! И, кажется, без фальши. И это в десять лет? Невероятно!
Так длилось несколько минут. Вдруг клавесин стих, и мальчик засмеялся.
– Ты что? – удивился Петр.
– Хорошо! Хорошее место, вот это, очень хорошее – И он повторил последнюю музыкальную фразу. – Чувствуете?
Оставалось приврать:
– Конечно.
– Правда? Ну так это же Моцарт! Его аллегро из концерта для клавесина, номер один-три.
– А вы с маэстро и Моцарта играете?
– А как же! И его тоже. А что?
– Нет, просто любопытствую.
– А знаете историю? – Джузеппе вдруг оживился, даже засветился весь. – Еще маленьким, Моцарт ездил с отцом по разным странам, выступал и играл на клавире даже с закрытыми глазами, отец завязывал ему платком. Это очень нравилось публике. Так вот однажды, – он опять засмеялся, – на одном из концертов на сцену вдруг выбежала кошка. Кошка, представляете? Моцарт прекратил играть и помчался за ней. Забыл о публике – ведь тут кошка! Отец строго прикрикнул на него, а Моцарт: «Ну, папочка, еще чуть-чуть, ведь клавесин никуда не денется, а кошка убежит!»
Петр засмеялся вслед за мальчиком.
– Представляю, как хохотала почтенная публика! – проговорил потом.
– Да, я тоже… Ладно, синьор, извините, я играю дальше, а то… маэстро, он добрый, но строгий.
И опять полились звуки – веселые, будто щекочущие, будто детская шалость, радость, и всё. Такую музыку играть бы по утрам. То есть чтобы, проснувшись, слышать это самое клавесинное аллегро юного Моцарта, и чтобы так начинался день, и чтобы так было всю жизнь, и тогда… тогда ничего плохого или страшного никогда не случится. Так, что ли? Да, бывший романтик, а теперь циник, именно так.
Минут через пять за спиной послышались шаги. Петр обернулся – старик. Джузеппе прекратил играть, встал. Встал и Петр. Синьор Антонио, будучи «в штатском», то есть не в наряде Сальери, а в обычном пиджаке и рубахе с открытым воротом, широко заулыбался:
– Какой визит, синьор! Синьор Пьетро, вашу руку! А я не сомневался почему-то, что мы еще увидимся, что вы заглянете к нам. Стариковская интуиция! А я ходил на почту, мне наконец прислали долгожданный каталог из Мюнхена о музыкальных вечерах, где исполняли и Сальери. Джузеппе, ты закончил? – продолжил без перехода, повернув голову к мальчику. – Сыграй нам это аллегро Моцарта, только без ошибок и с настроением, и можешь быть свободен на сегодня. Скорый темп, помнишь? Sehr lustig, как говорят немцы, весьма быстро, весело, аллегро мольто. Начинай, Джузеппе!
Старик уселся в соседнее кресло, уложив на колени пухлый каталог. Мальчик заиграл, и это было чудесно. Так казалось Петру, а вот что думал маэстро-учитель, неизвестно, он был весь внимание, чуть склонив голову набок, как это делают собаки, когда прислушиваются к голосу хозяина и пытаются понять, о чем речь. Петр даже улыбнулся. А мальчик играл. Так истекло несколько минут. В некие моменты синьор Антонио принимался слегка дирижировать одной рукой и мерно кивать, явно держа неведомый для Петра темп, который sehr lustig, весело, весьма быстро, как было сказано. И вот – всё.