Два семестра волшебства
Шрифт:
— Но ты ведь защитишь свою работу, и потом будет проще, так? — Ирвин обернулся к ней.
— Наверное, — согласилась она.
— Будешь преподавать, сбежишь с нашей кафедры наконец-то, — и снова улыбается.
Она только вздохнула. И что теперь — арро ему предлагать? Или… что ещё делать-то?
Впрочем, он в самом деле принялся обходить её углы. Ничего не трогал, только заглядывал. Обошёл кровать — только что не принюхался, потом добрался до кухонного угла — миниатюрная плита, микроволновка на одну небольшую тарелку, чайник, турка для арро, встроенный маленький холодильник и широкий подоконник
— Иди сюда, — сказал громким шёпотом.
Айлинн неуверенно подошла.
— Смотри, — и показывает в угол, образованный вытяжкой и шкафом с посудой.
— Ничего не вижу, — Айлинн вгляделась, не увидела ничего, ещё раз вгляделась…
— Потуши свет, — смотрит на неё, улыбается.
Айлинн вздохнула — ну вот ещё, но потом подумала, что сама согласилась на всё это, и собрала в ладонь осветительные шары, которые привычным жестом выпустила, когда вошла в квартиру.
— И?
За окном светит фонарь, обычный, диодный, ни разу не магический, но довольно яркий, и часть этого света попадает в её кухонное окно. И в этом свете его профиль вдруг показался… чётким и красивым, и ресницы распушились.
— И смотри сюда, — он протянул руку и подсветил угол красным.
Она сначала ничего не поняла, а потом…
— Что это, Ирвин? — сама не поняла, как вцепилась в его вторую руку.
Потому что там и впрямь серебрилось что-то, очень похожее на паутину. Которой не было видно в нормальном свете, вот правда не было! И которой не могло там быть, у неё артефакты на пыль и паутину, точнее, против них! Сама собирала и заряжала!
— То самое, о чём я тебе говорил.
— Откуда… это здесь? И что теперь делать?
— Делать вот что, — он шевельнул пальцами, и россыпь искр легко распылила серебристые нити.
— И… это всё? — не поверила Айлинн.
— Сейчас — да. Впрочем, посмотрим, — не выпуская её руки, он шёл дальше.
Ещё в одном углу кухни — там, где подходила стена ванной комнаты — он показал ей и потом убрал ещё одну такую вот невидимую паутину, а третью нашли за трубой в ванной.
— Но откуда? И как? — не понимала она.
— Само заводится, — пробурчал Ирвин.
Сел в кресло, усадил её на колени и обнял.
Она же… тоже обняла его, вот. Потому что… и страшновато, и вообще. Тронула его хвост. Шумно дышала.
— Не переживай, это на самом деле не страшно. Ну, есть, да и всё. Обычно эти твари живут сами, а люди — сами. Как и обычные пауки. Ты же сталкивалась с обычными пауками?
— Выметаю паутину регулярно, — выдохнула она.
— А тут зови меня, я помогу вымести, — усмехнулся он ей в ухо.
Это оказалось щекотно, а потом он ещё и коснулся уха губами — так, легонечко. И кожи за ухом. И виска. И потом только — губ.
И даже если он завтра уйдёт, не попрощавшись, она хотя бы будет знать, как это — когда с ним. Вдруг… не так, как с другими?
И Айлинн тоже коснулась его губ. Сначала нерешительно, а потом смелее.
Кто бы мог подумать, что чёртовы некромантские пауки и их продукты жизнедеятельности окажутся такими полезными? Никогда ещё не очаровывал девушку с их помощью, думал Ирвин, внимательно осматривая углы в квартирке Айлинн.
Крохотная
Ему никогда не приходилось серьёзно задумываться о том, где жить и что есть, и вообще на что решать свои бытовые проблемы. Потому что пока учился в Академии — жил в родительском доме, а потом сразу же началась служба, которая продолжилась у полковника Мюррея. И всегда он больше зарабатывал, чем тратил, как-то так выходило. Поэтому вопрос с жильём решился как-то легко, и со всякими другими надобностями — тоже. Или у него не так много надобностей?
Айлинн же живёт в каком-то прямо микромире, своём собственном, очень милом и уютном. В глубоком кресле подушки, на полке фигурки, в кухне какие-то чашечки и приспособления, которым он и названия-то не знает! Может, она и в его жизнь добавит милоты и уюта? Если не сбежит, конечно? Или если утром его коленом под зад не выставит?
И чтобы даже и не думала о таком — сейчас нужно нигде не прокосячить.
Паутину уберём, это несложно. А вот убедить её в том, что он безопасен и вообще хорош, надо брать, прямо тут — намного сложнее. Что у неё в жизни-то было, что она пуганая такая? Ирвин не спрашивал, потому что — ещё спросит. Потому что будет у них это самое «ещё». Всякое и разное, обязательно хорошее.
И поэтому — касаться легко, целовать нежно, раздевать аккуратно. Перебирать пальцами её волосы, словно сияющие в неярком свете магических огней. Не дёргаться, когда она взялась разбирать его хвост — пускай, если он вдруг ей зашёл, то и хорошо же, правда?
— Зачем тебе этот длинный хвост? — спросила она.
— Нравится, — честно ответил он. — Завёл давно, ещё на втором курсе Академии, а потом не стал отрезать. Я же не спрашиваю, для чего тебе твои красивущие золотистые локоны! Прямо бледное золото, и как живое — переливается и сверкает.
Ирвин добавил в воздух мелких огоньков, разноцветных, как праздничная гирлянда — и какая же она в их свете стала красивая! Айлинн вообще красивая, в любом виде, свете и цвете. А сейчас…
Неужели удалось добраться до её ног в чулках? Чулки тоненькие и шелковистые, самое то, что надо. Только это ж потом что будет, когда он будет видеть эти ноги на кафедре? Это ж сразу будет хотеться подойти и потрогать, а придётся терпеть до вечера, да?
А она вела рукой по его груди, из-под ладони рассыпались искорки, это было щекотно.
— И что же ты делаешь? — поймать руку, поцеловать раскрытую ладонь.
— Ощущаю, — тут же смешалась она.
— И как? — заглянуть в глаза, передать уверенность — вот он я, бери меня всего и без остатка, хочешь? Надо?
— Ты… ты очень красив. Как с картинки.
Он фыркнул.
— Придумала тоже, картинка! Нет, я тебя понял, конечно, и мне приятно. Но картинка плоская, и даже если цветная, ни слова тебе в ответ не скажет, не подмигнёт, не поцелует, и не дотронется, будет просто висеть, и всё. А я большой и тёплый, и весь твой.