Два шага до рассвета
Шрифт:
Забыть его было невозможно. Эти холодные волчьи глаза, этот тонкий, почти бескровный рот, тронутый, словно роза изморозью, легкой улыбкой.
— Нет, не забыла, Ловчий. Ты пришел убить меня?
К своей смерти можно обращаться на «ты», и правда, какие уж тут церемонии!
— Слишком просто. — Рядом с ним из мрака буквально соткалось дерево, протянувшее свою скрученную ветвь так, чтобы он мог небрежно опереться на нее. — Помнишь, ты мне стихотворение читала. Хочу оказать тебе ответную любезность.
Разумеется, самым логичным здесь было бы повернуться и убежать, но я не позволила страху
— Собственного сочинения? Не надо, не люблю графоманов.
Он засмеялся, видимо, искренне забавляясь происходящим, чуть запрокидывая голову и демонстрируя полоску идеально ровных белых зубов.
— Ты смелая девочка, поэтому я и вожусь с тобой, — сказал он, отсмеявшись. — Правильно, что ты свалила из их осиного гнезда. Ты птица не их полета. Ну скажи, куда им до тебя?… А стихотворение все‑таки послушай. Оно было бы поучительным, если бы такие истории вообще могли чему‑нибудь кого‑нибудь научить.
Мне и вправду стало любопытно, и я кивнула.
— Слушай! — сказал Ловчий и поднял правую руку, призывая меня к вниманию:
Раз, и два, и три, и шесть — Вышла девочка поесть. Вряд ли кто спастись успел: Демон в девочке сидел!И он снова расхохотался, а я с недоумением посмотрела на него: надо же, какая чушь.
— Оставь ее мне. Она будет моя, — произнес тягуче‑медовый голос за моей спиной. Он показался мне песней ветра, колышущего по утрам пыльный вереск где‑то на далеких пустошах.
Я оглянулась. Передо мной стояла красивая рыжеволосая женщина из моего сна.
— Зачем ты убежала? Неужели ты думала, что от меня можно скрыться? — спросила она.
Ну вот, еще одна претендентка то ли на мое бедное измученное тело, то ли на не менее уставшую от всего этого кошмара душу. Хорошо бы они с Ловчим подрались, деля мою еще не доставшуюся им шкуру. С удовольствием посмотрела бы на это. Я взглянула в ту сторону, где еще секунду назад стоял Ловчий, но его уже не было.
Тьма дрогнула, и из нее выступила Жюли. Она держала за руку красивого мужчину с сумасшедшими глазами и розой в петлице старомодного фрака.
— Спасибо тебе. От меня и от Сергея. Мы теперь вместе, — произнесла она с очаровательным французским акцентом. — Хочешь, мы научим тебя танцевать? Ну, потанцуй‑ка с нами!
Они закружились в вальсе, и я прекрасно видела, что ноги их не касаются земли.
— Присоединяйся же к нам! Не медли! Это… так прекрасно! — воскликнула Жюли, протягивая ко мне руку.
Я почти что положила пальцы на ее ладонь, когда меня снова окликнули.
— Полина!
Мои приемные родители стояли вдалеке — такие потерянные и одинокие, что мне стало больно — точь‑в‑точь как тогда, когда я умудрилась простудиться, а потом лежала в постели, едва дыша, и мама поила меня горячим молоком с маслом и медом.
— Полина, я тебя люблю, ты же знаешь. Ты же не станешь такой, как они? Зачем они тебе? — спросила мама.
— Мы соскучились,
— Знаешь, а у тебя, должно быть, вкусная кровь. — Неизвестно откуда взявшийся Ловчий облизнул свой палец и поднял глаза туда, где в нормальном мире находилось бы небо, а здесь был только сотканный из тьмы купол.
— Древняя кровь. Большая редкость в наши дни, — добавила рыжеволосая женщина.
— Потанцуй с нами, — снова попросила Жюли. — Знаешь, когда Сергея застрелили, вокруг было столько крови…
— Твоя кровь спасет нас, — серьезно продолжила мать.
Кровь, кровь, кровь, кровь…
Боже мой, как же я устала! Они что, серьезно решили свести меня с ума?!
Я закрыла глаза и стояла так, пока не почувствовала на своем плече чье‑то прикосновение.
— Это просто сон. Бывают, девочка, и просто сны, — сказал мне хриплый глухой голос.
Я взглянула. Все те, кто только что толпился перед моими глазами, исчезли. Теперь передо мной стоял лишь один человек. Это был мужчина с длинными — до самых плеч — черно‑серыми волосами и мрачным, несколько уставшим лицом с горбатым, похожим на клюв хищной птицы носом. Мне показалось, что где‑то я уже видела его, только вот где?…
— Теперь я сторожу тебя, им до тебя не добраться, как бы они ни хотели, — он чуть склонил голову набок и изучающе посмотрел на меня.
— Вы кто? — спросила я, мельком отмечая, что в знакомом незнакомце есть что‑то странное… Наверное, не меньше минуты мне потребовалось на то, чтобы осознать, что именно, а когда я это поняла, едва удержалась от возгласа удивления. Дело в том, что его одежда постоянно менялась. На нем было то нечто вроде короткой юбки и высоких сандалий, мгновение — и эта одежда преображалась в длинный плащ, еще мгновение — и плащ плавно перетекал в смокинг с рубашкой и бабочкой. Ткань, если это, конечно, можно было назвать тканью, казалась живой, движущейся… Сменялись костюмы. Эпохи скользили по нему быстролетной тенью. И только лицо — серьезное и даже суровое — оставалось неподвижным.
— Погоди. Ты еще не готова. Мы обязательно поговорим. Попозже, — пообещал он, встряхнув черно‑седой головой так, что длинные волосы рассыпались по плечам нечесаными прядями… Где же я все‑таки видела его?…
Он оскалился — иначе чем оскалом его улыбку нельзя было назвать.
— Это не важно. Всему свое время. А пока я храню твой покой, — сообщил он.
И я проснулась.
В первый миг я не узнала комнату, в которой очутилась. Старый диван, потертые обои… Рядом со мной был Артур. Он держал меня в объятьях.
— Тебе снилось что‑то плохое? Ты спала очень беспокойно, — сказал он. — Я думал, не разбудить ли тебя, но ты вдруг успокоилась и затихла.
— Да, все хорошо, — прошептала я, чувствуя, что мои щеки розовеют.
Мы лежали с ним обнаженные, тесно прижавшись друг к другу.
«Ты не жалеешь?» — спросили его глаза.
И я улыбнулась. Конечно же, нет.
Глава 3
Несколько дней промелькнули, как кадры в кино. Слишком хорошо. Слишком ярко. Слишком быстро.