Два вампира (сборник)

Райс Энн

— Они любят тебя, мой повелитель,— сказал я.— Слава Богу, ты простил меня за все те места, где я побывал. Я сделаю все, что ты пожелаешь.

— Тогда спокойной ночи.— Он поднялся, собираясь уходить.

— А на сколько ночей ты покидаешь меня, Мастер?

— Самое большее — на три,— бросил он через плечо. Высокая, величественная фигура в плаще направилась к двери.

— Мастер.

— Да?

— Я буду очень хорошо себя вести, как святой,— сказал я.— Но если не получится, ты отхлещешь меня еще раз?

Как только я

увидел на его лице гнев, я немедленно раскаялся в сказанном. Зачем я все это говорю?

— Только не уверяй меня, что имел в виду не это! — сказал он, прочитав мои мысли и услышав мои слова, прежде чем я успел их произнести.

— Нет. Я просто ненавижу, когда ты уходишь. Я подумал — может быть, если я поддразню тебя, ты не уйдешь.

— Что ж, я уйду. И лучше не дразни меня. Это будет самым благоразумным с твоей стороны.

Уже в дверях он передумал и вернулся к кровати. Я ожидал самого худшего. Он ударит меня и уйдет, не поцеловав шрам.

Но все произошло иначе.

— Амадео, пока меня не будет, подумай об этом,— сказал он.

Я смотрел на него протрезвевшими глазами. Все его поведение вынуждало меня хорошенько поразмыслить, прежде чем проронить хоть слово.

— Обо всем, сударь? — спросил я.

— Да,— сказал он. Потом он подошел поцеловать меня,— Ты хочешь остаться таким навсегда? — спросил он.— Вот таким, какой ты сейчас,— таким молодым мужчиной?

— Да, Мастер! Навсегда, с тобой! — Мне хотелось сказать ему, что я умею делать все, что умеют мужчины, но это прозвучит ужасно глупо, к тому же ему это может показаться неправдой.

Он любовно положил руку на мою голову, отводя волосы назад.

— Два года я следил, как ты взрослеешь,— сказал он.— Ты достиг своего полного роста, но ты маленький, у тебя детское лицо, и, несмотря на отменное здоровье, ты хрупкого сложения, еще не тот крепкий мужчина, в которого, несомненно, должен превратиться с годами.

Я был слишком зачарован, чтобы перебивать. Даже когда он сделал паузу, я продолжал молчать.

Он вздохнул, глядя в сторону, как будто не мог подобрать слова.

— Этот английский лорд угрожал тебе кинжалом, но ты не испугался. Помнишь? Еще двух дней не прошло.

— Да, сударь, это было глупо.

— Ты запросто мог умереть,— сказал он, приподнимая бровь.— Запросто.

— Сударь, пожалуйста, раскройте мне эти тайны,— сказал я.— Расскажите, как вы получили свою силу. Доверьте мне свой секрет. Господи, сделайте так, чтобы я остался с вами навсегда. Меня не волнуют мои собственные суждения по этому поводу. Я подчинюсь вашим.

— Ну конечно подчинишься, если я выполню твою просьбу.

— Но ведь это тоже в своем роде подчинение, Мастер,— отдаться тебе, твоей воле, твоей силе. Да, я хочу получить ее и быть таким, как ты. Значит, господин, ты это мне обещаешь, ты намекаешь на то, что можешь сделать меня таким, как ты? Можешь наполнить меня своей кровью, которая

делает из меня раба, и завершить этот процесс? Иногда мне кажется, я знаю, что ты можешь это сделать, но я не уверен... А что, если я знаю это только потому, что это знаешь ты? А что, если ты можешь сделать это со мной от одиночества.

— О! — Мастер закрыл лицо руками, как будто я вновь его взбесил.

Я совершенно растерялся.

— Мастер, если я оскорбил тебя, ударь меня, избей, делай со мной что хочешь, только не отворачивайся. Не закрывай глаза, смотри на меня, Мастер, потому что я жить не могу без твоего взгляда. Объясни мне все, Мастер, отбрось то, что нас разделяет; если дело только в моем невежестве, то положи ему конец.

— Да, положу, положу,— сказал он.— Ты такой умный, Амадео, и при этом так ловко вводишь в заблуждение. Да, из тебя вышел бы хороший раб Божий — ведь прежде тебя учили, что именно таким надлежит быть святому.

— Сударь, вы меня неправильно воспринимаете. Никакой я не святой! Я раб, да, потому что, как я полагаю, это форма мудрости, а она нужна мне, поскольку вы цените мудрость.

— Я хочу сказать, что на первый взгляд ты кажешься простодушным, но из твоей простоты рождается глубокое понимание. Я одинок. О да, да, я одинок, одинок — и от одиночества стремлюсь по крайней мере разделить с кем-то свои беды. Но кто осмелится обременять моими бедами такое юное создание, как ты? Амадео, как ты думаешь, сколько мне лет? Угадай мой возраст — только ответь искренне, со свойственной тебе откровенностью.

— У вас его нет, сударь. Вы не едите, не пьете, не меняетесь со временем. Вам не нужна вода, чтобы омывать свое тело. У вас гладкая кожа, она не поддается никаким природным явлениям. Мастер, мы все это знаем. Вы — чистое, возвышенное и цельное творение.

Он покачал головой. Я все больше расстраивал его, хотя стремился к противоположному эффекту.

— Я уже это сделал,— прошептал он.

— Что, мой повелитель, что ты сделал?

— Связал тебя с собой, Амадео, пока...— Он замолчал и нахмурился, но у него было такое доброе и удивленное лицо, что мне стало больно.— Нет, это эгоистичный самообман. Я мог бы дать тебе кучу золота и переместить в какой-нибудь отдаленный город, где...

— Мастер, лучше убей меня. У бей меня — или же удостоверься, что твой город лежит вне пределов исследованного мира, потому что в противном случае я непременно вернусь назад! Я потрачу последний дукат из твоей кучи золота, чтобы воротиться сюда и постучать в твою дверь.

Он дрожал и казался совсем несчастным. Столь похожим на человека я его еще не видел. Он отвел глаза и словно попытался заглянуть поглубже в разделявшую нас бездонную пропасть.

Я прижался к его плечу и поцеловал его. Теперь, после моей грубой выходки и всего, что произошло между нами несколько часов назад, наша связь стала еще более глубокой, зрелой и тесной.