Два вампира (сборник)
Шрифт:
— Я не в состоянии размышлять здраво,— попытался объяснить я.— Понимаю, как ты разочарован, ибо считаешь, что допустил ужасную ошибку, сделав своим избранником труса. Но, повторяю, я не могу сейчас здраво мыслить. Я... Я видел Его. Он сказал мне: «Ты никогда не станешь моим врагом, Лестат». А именно это ты мне и предлагаешь! Ты привел меня к Нему, а потом утащил от Него прочь.
— С Его же позволения,— заметил Мемнох, слегка приподняв брови.
— Это правда?
— Конечно.
— Тогда почему Он обратился ко мне с такой просьбой? Почему
— Потому что Он — Бог Воплощенный. А Бог Воплощенный в своем человеческом облике чувствует и страдает как человек. Он продемонстрировал тебе только эту сторону своей ипостаси, вот и все. Страдание! О да, страдание!
Мемнох бросил взгляд на небо и покачал головой, а потом нахмурился и глубоко о чем-то задумался. В этом облике лицо его не могло принять гневное выражение или исказиться иными отрицательными эмоциями.
— Но все же это был сам Господь Бог,— сказал я.
— О да,— кивнул он устало и чуть склонил голову набок.— Живой Господь Бог.
Мемнох отвернулся и устремил взгляд в гущу деревьев. Он не казался ни сердитым, ни раздраженным, ни даже усталым. И вновь мне подумалось, что в такой ипостаси он едва ли способен испытывать нечто подобное. Я догадался, что он прислушивается к звукам сада. Слышал их и я.
Я ощущал запахи животных, насекомых, пьянящие ароматы цветов джунглей — перегретых жарой соцветий-мутантов, которые часто появляются в густой листве тропических лесов. И вдруг до меня донесся человеческий запах.
Да, в лесу были люди! Мы оказались во вполне реальном и обитаемом месте.
— Здесь кто-то есть,— сказал я.
— Знаю. — Мемнох улыбнулся, и в его улыбке на этот раз промелькнула нежность.— Ты вовсе не трус. Так что прикажешь делать — поведать тебе обо всем или отпустить? Ты и так уже знаешь гораздо больше, чем миллионам других удается познать за всю их жизнь. И ты понятия не имеешь, что делать со своими знаниями, как существовать дальше и продолжать быть тем, кто ты есть... Однако тебе довелось собственными глазами — пусть ненадолго — заглянуть в рай. Так следует ли мне отпустить тебя? Разве ты не хочешь понять, почему я так отчаянно нуждаюсь в тебе?
— Да, я хочу это понять,— ответил я.— Но прежде и боль-иге всего на свете я хочу понять, как мы, Его враги, могли стоять там бок о бок, как тебе, дьяволу, удается выглядеть так, как сейчас, и каким образом...— Я рассмеялся.— И каким образом мне удается обладать такой внешностью и при этом быть дьяволом — а ведь я был им всегда! Вот что я хочу узнать и постичь. За долгие годы существования мне не доводилось быть свидетелем нарушения эстетических законов. Красота, гармония, симметрия — вот те немногие законы, которые я всегда считал естественными.
Но мир, в котором они правят, я всегда называл Садом Зла, ибо они безжалостны и равнодушны к страданиям — к мучениям прекрасной бабочки, запутавшейся и бессильно бьющейся в паутине, или антилопы, лежащей посреди степи и все еще живой, в то время как львы уже окружают ее со всех сторон и лакают кровь, текущую из разорванного
— Согласен. Ты даже не представляешь, с каким пониманием и уважением я отношусь к твоей философии! — воскликнул он.— Ты говоришь моими словами.
— Однако там, наверху, взору моему предстало нечто иное,— продолжал я.— Передо мной раскинулся рай. Прекрасный до совершенства сад — ион больше не был Садом Зла! Я видел его собственными глазами.
Я вновь разрыдался.
— Знаю, знаю...— произнес Мемнох, стараясь успокоить, утешить меня.
— Ладно...
Стыдясь собственной слабости, я снова распрямил спину. Потом порылся в карманах, нашел носовой платок и вытер им лицо. Клочок льняной ткани еще сохранил запах моего дома в Новом Орлеане. Естественно, ведь он лежал там в кармане пиджака вплоть до сегодняшнего вечера, до того момента, когда я вытащил его из шкафа и отправился на поиски Доры, чтобы похитить ее...
Неужели все это происходило в течение одной ночи?
На этот вопрос у меня не было ответа.
Прижав платок ко рту, я ощутил тепло и запахи Нового Орлеана — его земли и пыли.
Я промокнул губы.
— Ладно,— безжизненным тоном повторил я.— Если ты еще окончательно не проникся ко мне отвращением...
— Ни в коем случае! — откликнулся Мемнох тем вежливым тоном, какой был обычно свойствен Дэвиду.
— Что ж. Тогда поведай мне историю сотворения мира. Расскажи мне все. Продолжи свое повествование. Говори! Я...
— Что ты хотел сказать?
— Я должен знать!
Он поднялся на ноги и стряхнул травинки со своего свободного одеяния.
— Именно этих слов я от тебя и ожидал. Теперь мы действительно можем приступить...
11
— Если ты не против, давай прогуляемся по лесу и там поговорим,— предложил Мемнох.
— С удовольствием.
Он смахнул травинки с одежды — великолепно сотканного штапельного одеяния простого покроя. Такие широкие, похожие на мантию одежды люди носили как в недавние времена, так и несколько тысячелетий назад. Телосложением он был крупнее меня — впрочем, как, наверное, и большинства людей,— внешне же соответствовал всем мифическим описаниям ангелов, за исключением разве что того факта, что крылья его по-прежнему оставались прозрачными, словно скрытыми за некой завесой, позволявшей им оставаться почти невидимыми,— скорее ради удобства, чем с какой-либо иной целью.
— Мы сейчас вне времени,— сказал он.— Пусть тебя не беспокоит присутствие в лесу всех этих мужчин и женщин. Они не способны нас видеть. Никто вообще не может нас сейчас видеть, вот почему я позволяю себе пребывать в таком обличье. Мне нет необходимости возвращаться в темное тело дьявола, которое Он считает наиболее подходящим для моих земных путешествий, или принимать избранный мною скромный облик обыкновенного человека.
— Ты хочешь сказать, что в ангельском обличье не мог появиться передо мной на земле?