Два веса, две мерки (Due pesi due misure)
Шрифт:
— Говорит Яко Пипа, — сообщаю, едва слышу в трубке голос главного редактора. — Отложи в сторону ножницы и возьми карандаш.
— Чертова кукла! — кричит он. — Куда подевался этот болван Киломеди? Где он? Что ты там затеял? Скоро полицейские всю редакцию заполонят.
— Смотри не проглоти от волнения ножницы, — отвечаю, — и не дергайся. Перед игрой выходит экстренный выпуск газеты?
— Мы всегда продаем экстренный выпуск на стадионе, — отвечает. — Но если ты думаешь…
— Учти, я звоню по поручению твоего
— Где он? Скажи ему…
Вешаю трубку и возвращаюсь во двор.
Даю всем последние указания, объясняю «фараонам», что они должны делать.
Один агент — в кабине, рядом с шофером, три других — в кузове фургона.
Я сяду в кузов первого фургона вместе с Огрезой и тремя «фараонами».
Через окошко в кабине они могут держать под контролем обстановку.
Я же буду наблюдать в зеркало заднего обзора.
Трогаемся целой колонной.
Еду в головном фургоне. Ну а фургон с игроками едет третьим. Ведет его Тонналярда.
Пересекаем город на самой малой скорости.
В городе, даже на окраинных улицах, царит волнение. У баров люди спорят и ссорятся.
Проезжает машина с огромным желто-розовым флагом.
Огреза хватает меня за руку и впивается всеми пятью ногтями в кожу.
Напрягаю мускулы и обламываю ей все пять коготков.
В зеркале заднего обзора вижу три фургона, которые едут за нами на очень короткой дистанции.
— Что с нами будет? — говорит Огреза.
И начинает дрожать.
— Прекрати, — говорю, — из-за тебя весь фургон трясется. Если кто-нибудь из дежурных фараонов заподозрит неладное, он нас остановит.
Чтобы успокоить, прижимаю ее к себе.
Она дышит мне прямо в адамово яблоко.
До начала игры еще несколько часов, но кое-кто уже направляется на стадион.
Одни рвутся прийти первыми, чтобы занять лучшие места, а другие не хотят лишиться всех пуговиц еще до начала матча.
Чем ближе к стадиону, тем больше попадается болельщиков, и, когда мы выезжаем на аллею, ведущую к площади у главного входа, там уже собралась толпа.
У всех входов полицейские машины и кордоны солдат.
— Лучше всего въехать через вход напротив раздевалки, — говорю я агенту, сидящему в кабине.
Мы объезжаем стадион. Три остальных фургона неотступно следуют за нами.
Две пожарные машины вкатывают на стадион через вход у центральной трибуны, с боковой дороги приближаются шесть машин «скорой помощи».
У тротуара выстроились
У главного входа — группа агентов в штатском, а чуть поодаль — военный кордон.
Мы останавливаемся, шофер клаксоном подает сигнал.
Агент высовывается из кабины и говорит:
— Особая вспомогательная служба.
Один из чиновников машет рукой, и ворота отворяются.
Въезжаем, но ворота, ведущие в раздевалку, из которой игроки выходят на поле, закрыты, и нам приходится затормозить.
Тут тоже стоит группа полицейских агентов.
— Мы получили приказ расположиться за выходами у кромки поля, — говорит наш полицейский, сидящий рядом с шофером. — Особая служба.
— Хорошо, — отвечает один из агентов, — сейчас откроем.
Но тут к кабине подбегает другой фараон.
— Подожди, — восклицает он, — разве тебя временно не отстранили от службы?
— Конечно, отстранили, разве не видишь, какую работенку мне поручили, — отвечает тот.
— Что, перевозку трупов в морг?
Наш полицейский захохотал.
— Если хочешь занять мое место…
Дежурные у главных ворот кричат:
— Эй, вы! Пропускайте поскорей этих четырех мастодонтов. Они всем дорогу закрывают.
Ворота открылись, и мы въехали.
Смотрю в зеркало заднего обзора и вижу, как въезжает второй, третий и наконец четвертый фургон.
Целых две минуты я сидел затаив дыхание. Только я начал прочищать легкие и не успел даже выдохнуть весь накопившийся за эти две минуты воздух, как Огреза запечатала мне рот поцелуем и мгновенно пролила полстакана слез на мое лицо.
— Все позади, мы на стадионе. На стадионе! — Она начинает всхлипывать.
Беру ее за талию и сажаю.
— Успокойся, — говорю. — Все в порядке, только постарайся ничего не испортить.
Проверяю, на месте ли четыре моих фургона.
Мой фургон и тот, что с игроками, — на широкой площадке за южными воротами, два других — за северными воротами у раздевалок.
Спрыгиваю на землю.
Навстречу мне идет Тонналярда. Уши у него торчат из-под берета, лицо багровое.
— Дело в шляпе, хозяин! — говорит он.
Влезаем в фургон с игроками.
Они все стоят в кузове и полнятся счастьем. Кидаются меня обнимать, приходится, черт побери, отбиваться от них обеими руками.
— Уймитесь! — говорю. — До начала игры еще уйма времени. Если кто-нибудь вас увидит, мы пропали. Старайтесь не дышать, а если кому-нибудь захочется почесать себе спину, пусть потерпит.
Ого Пальма подходит и пожимает мне руку.
— Это еще не конец, — говорю, — проследи, чтобы твои ребята не наделали глупостей. Можно переодеваться, но пусть никто не высовывается из фургона.
Черный Свитер со своей трубкой подвигается к самому моему носу.
— Могу я теперь позвонить? — спрашивает.