Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
В эту секунду в дверь вошли Коба и красноармейцы. Накромцац дал знак, чтобы солдаты не заходили внутрь, но, увидев перед собой бездыханное тело женщины, пол, застланный снегом и кровью, маленьких, но живых детей, а в центре всего этого сломленного морально Феликса, остановился сам.
– Идите сюда, Настенька... – тихо обратился к ребятишкам Дзержинский, опускаясь от бессилия на пол.
Испуганные дети не сдвинулись с места, пока чекист не отбросил револьвер в сторону. Они бросились к нему на шею, а невинные слёзы “ненаивности” крупными каплями падали с их лиц на пол, смешиваясь в грязном сочетании со снегом и кровью. Это состав любой войны: кровь, снег и детские слёзы.
– Фимку жалко, –
В оцепенении Коба всё ещё стоял у порога, растерянно глядя на “Железного” чекиста. Джугашвили не знал, что Феликс может быть настолько эмоциональным по отношению к детям. И эти амбивалентные чувства усложнялись тем фактом, что ради их спасения, на их же глазах пришлось убить женщину. Но что теперь будет с этими ребятами? Иначе их бы убила мать, а теперь то что?.. Куда деваться? Наркомнац не мог найти ответа на эти вопросы.
Детей было решено на время разместить в солдатском штабе, а потом перенаправить их в Москву. После этого случая Дзержинский всерьёз задумался над судьбами таких же деток со всего РСФСР, а также окончательно разуверился в своём доверии к бывшим белым генералам. “Отмалчиваться – у них в крови”, – сказал он Кобе. Военный трибунал расстрелял генерала за сокрытие фактов насилия и каннибализма.
Потом Дзержинский сам лично ходил по всем домам, чтобы лично убедиться в истинной ситуации. Коба, конечно, всюду сопровождал его. О вере и религии они больше не говорили, а смыслом их неминуемых разговором была только работа. Спустя две недели, когда их командировка в Предуралье подходила к концу, раздался телефонный звонок. Трубку поднял Коба.
– Это наркомвоенмор, – ответили в трубке. – Сталин, это вы?
– Я, – сдавленно буркнул Коба. Меньше всего на свете ему хотелось когда бы то ни было разговаривать с Троцким. – Доложить о работе?
– Позже доложите, – голос Льва Давидовича не был ехидным, и, судя по всему, нарком был очень взволнован и расстроен. Не расположен к дебатам с грузином. – Пригласите к телефону Дзержинского.
– Он сейчас на смотре пермской ЧК, что ему передать?
– Позовите его, Коба, я повишу, – раздалось из трубки в приказном тоне.
Диалог был окончен всего за несколько минут. Коба не слышал того, что сказал ему Троцкий. Он увидел только, что Дзержинский в одночасье побледнел. Это был один из тех редких случаев, когда Джугашвили стало по-настоящему страшно: нарком никогда не видел таким первого чекиста. Правильное лицо Феликса исказилось в отпечатке безысходности, трагизма и такого отчаяния, что жалость к этому человеку хлынула по венам Кобы. Дзержинский положил трубку, медленно, покачиваясь из стороны в сторону направился к двери, но вдруг пронзительная боль в сердце заставила его остановиться и облокотиться на стенку, чтобы не упасть. Феликс Эдмундович протяжно вздохнул, словно подстреленное животное, откинул голову к этой стене, оскалившись от неистового биения пульса, что с каждым ударом причиняет нетерпимую, смертельную боль, закрывая мутно-зелёные глаза.
– Что с тобой, Феликс?! – Увидев, что Дзержинскому стало плохо, Коба тут же бросился к нему, затормошив за плечи, чтобы председатель ВЧК не потерял сознание. Чекист тихо всхлипнул. Всю боль и все свои чувства, которые скрывались под видимыми покровами жестокости, он излил лишь в одном слове.
– Роза... – едва слышно сквозь зубы произнёс он. Из покрасневших глаз по бледной, впалой щеке прокатилась прозрачная слеза.
Только потом Коба узнал, что в этот день – 15 января была убита Роза Люксембург.
Когда правительство 4 января 1919 года сместило берлинского полицай-президента Эмиля Эйхгорна, это стало поводом для восстания. Эйхгорна, деятеля независимой социал-демократической партии, начальником столичной
Правительство приняло решение подавить восстание. Но кто возьмет на себя эту миссию? Вызвался депутат рейхстага и редактор партийной газеты Густав Носке, которого срочно вызвали в Берлин из портового Киля. Носке в юности осваивал ремесло корзинщика, в шестнадцать лет присоединился к социал-демократам.
– Кто-то из нас должен же, наконец, взять на себя роль кровавого усмирителя, – холодно сказал Носке. – Я не боюсь ответственности.
Войска под командованием военного министра 12 января пустили в ход артиллерию и овладели Берлином. Искали популярных лидеров левых социал-демократов Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Вечером 15 января их выследили и доставили в штаб гвардейской стрелковой дивизии. После короткого допроса им сказали, что отправят в тюрьму Моабит.
Когда Либкнехт вышел на улицу, солдат Отто Рунге дважды сильно ударил его по голове прикладом винтовки, затем его добили и сдали тело как неопознанный труп на станцию скорой помощи. Через несколько минут вывели Розу Люксембург. Рунге и ее ударил прикладом. Потерявшую сознание женщину втащили в автомобиль и выстрелом в голову покончили с ней. Тело сбросили в канал.
В награду за усмирение Берлина Густав Носке был назначен военным министром.
«Когда я утром явился в министерство, — вспоминал Носке, – то нашел своих подчиненных совершенно подавленными этим происшествием. Я смотрел на это гораздо спокойнее... Кто-то должен был сделать безвредными этих нарушителей всеобщего покоя».
Военный министр вошел в историю как «кровавая собака Носке».
Когда весть об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург пришла в Россию, на заседании Петроградского Совета прощальное слово произнес Лев Троцкий.
– Мы получили официальное германское сообщение, которое изображает убийство Либкнехта и Люксембург как случайность, как уличное «недоразумение», объясненное недостаточной бдительностью караула перед лицом разъяренной толпы, – говорил наркомвоенмор. – Какой удар! Какое предательство! Кровь Карла Либкнехта и Розы Люксембург вопиет. Эта кровь заставит заговорить мостовые Берлина, камни той самой Потсдамской площади, на которой Либкнехт первым поднял знамя восстания против войны и капитала. Днем раньше или позже на улицах Берлина будут из этих камней воздвигнуты баррикады. Восстание германского пролетариата еще впереди. Это была могучая рекогносцировка, глубокая разведка в лагерь противника. Несчастье в том, что в разведке пали два лучших военачальника. Это жестокий урон, но это не поражение. Битва еще впереди!
====== Глава 43. Новая оппозиция ======
“...Вот
и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.”
(с) Маяковский.
30 сентября 2017 г. РФ. Москва. Штаб «Левой оппозиции».
Всех захватила Мельпомена. В то время, когда спектакль трагедии перерос в жестокое реалити-шоу, был разрушен главный принцип прогресса: «знание побеждает страх». Нет, страх побеждает не знание, а желание. Именно жажда познания и великих свершений заставляет человека сделать первый шаг на огромном пути своего становления. А за тем, кто первым осмелился и сделал этот первый шаг, полный любопытства и риска, идут и другие. Для них тот Первый становится Вождём. Он ведёт их к новому – к знанию, вопреки страху перед неизвестностью. А когда знание достигнуто – пропасть страха бесследно исчезает.