Двадцать один год
Шрифт:
На похоронах Маккиннонов Лили не была: медсестра строго велела ей беречься, и Джеймс был того же мнения. Она осталась одна в доме: сиделка уже ушла, Джеймс присоединился к остальным орденцам, и лишь кошка Гайя, превратившаяся за эти месяцы в округлое пушистое существо, путала ноги и тыкалась под коленки мокрым носом, просясь на руки. Связаться бы по камину с Батильдой, да неудобно беспокоить пожилого человека. Лили поглаживала живот и говорила с ним:
– Ну вот, олененочек, сидим мы с тобой одни… Скучно. И грустно. Так Марлин жаль. Мне все-таки не верится, понимаешь?
Не удержавшись, Лили снова разрыдалась.
Джеймс вернулся около четырех, впервые в жизни очень сосредоточенный. Лили кое-что постряпала, пока его ждала, но к еде он – тоже небывалый случай – не притронулся. Долго мерил шагами гостиную, тер подбородок. Лили не выдержала:
– Джеймс, как там все были? Где их похоронили? Как Сириус?
– Похоронили в Лондоне, - Джеймс прочистил горло.- Чтобы добираться легче было. Сириус… Мы договорились с ним дежурить по очереди. Так что в ночь я уйду – ничего, Лил? С тобой Хвост посидит.
Лили кивнула, подавляя разочарование. Конечно же, Джеймс сейчас нужнее Сириусу, чем ей. С Питером они хорошо посидят и попьют чаю, а потом она ему постелет в гостиной.
Джеймс между тем зло крутил вилку.
– Нет. Не могу! – он стукнул о столешницу. – Не могу я это понять, и все.
– Что не можешь? – тихо спросила Лили.
Муж дернул за дужку очков.
– Понять не могу… А, ну да, ты не знаешь… Дункан Маккиннон был нашим шпионом среди Пожирателей смерти.
Лии ахнула и прикрыла рот ладонью.
– Как? Погоди, но ведь Беренис…
– Да, Вэнсы ему все рассказали после её смерти – чтобы лихом не поминал. А он захотел отомстить и попросился в Орден. Причем сам же просил, чтобы его к ним внедрили: думал, так точнее вычислит, кто же над ней надругался. Его готовили долго – и Грюм, и лично Дамблдор…и вот такой прокол…
– Его вычислили и из-за него вырезали всю семью?
В памяти всплывало тонкое и грустное лицо Дункана, его узкие руки и печальная нежность в голосе.
– Тела-то не нашли, вот в чем дело, - Джеймс поджал под себя ногу.
– Но не думаешь же ты… - Лили недоговорила.
– Все может быть. Если сильно жить захочешь, все сделаешь.
Хотелось крикнуть, что Дункан на такое не способен, но Лили одернула себя: она, в сущности, почти не знала этого человека. Вечером Джеймс ушел, но почти одновременно явились Питер и Мери. Вместе они помянули Марлин и засиделись почти до полуночи.
Предположения Джеймса оказались правдивы. Месяц спустя в аврорат явился с повинной Дункан Маккиннон, живой и здоровый, хотя и постаревший разом лет на десять. Рассказ его, в принципе, лишь подтвердил то, о чем в Ордене уже догадывались: его разоблачили, заставили работать на Пожирателей, а когда темный Лорд остался его работой недоволен, приказали принять участие в убийстве собственной семьи. А вот до чего в Ордене не смогли додуматься, это до того, что Дункану пришлось на глазах у остальных преступников собственноручно убить Люси и Джилли: лишь при выполнении этого условия его оставили бы в живых. Он и убил, и некоторое время, когда он скрывался в доме Лестрейнджей, им владело полное отупение: он почти не помнил те дни. А потом отец, сестры и мачеха стали
Лили новость ошарашила. Она ведь знала, что накануне вечером Дункан был в родительском доме, играл с Джилли в плюй-камни, сидел со всеми за одним столом…. И уже тогда думал о том, как выдаст их всех Пожирателям смерти? А может, размышлял, как ему удобнее будет убить мачеху и сестру? Во время боя он пообещал увести Люси и Джилли из дома, и они, безоружные, доверчиво шли за ним… И Марлин умерла, считая, что брат также погиб, защищая родных… Или в последний момент она все же увидела его среди Пожирателей смерти?
Лили сама толком не понимала, что чувствует. До сих пор было отчаянно жаль Марлин, жаль Люси и Джилли, доверившихся вероломному человеку, но почему-то Дункана было жаль не меньше. Она почему-то была уверена, что он искренне хотел наказать насильника своей невесты, что предательство далось ему нелегко, а убийство – тем более, и теперь его страдания столь велики, что приговор уже почти безразличен. В том, что суд будет к нему суров, никто не сомневался: сложно ожидать снисхождения к тому, кто предал свою сторону и свою семью. Пожалуй, Лили навестила бы его, если бы не беременность: соваться в Азкабан сейчас было безумием.
В последние месяцы перед родами Лили почти не приходилось скучать в одиночестве. То она выбиралась в Косой переулок вместе с Алисой – присмотреть вещи для будущих малышей. Лонгботомы наконец сняли домик в какой-то деревушке, несмотря на протесты свекрови – та утверждала, что после родов невестке никак не обойтись без её помощи. Чтобы как можно меньше в дальнейшем утруждать миссис Лонгботтом просьбами, Алиса заранее тренировалась мыть, кормить и пеленать ребенка, стирать пеленки и кипятить бутылочки, штудировала литературу о детских болезнях и труды по воспитанию детей, за которыми заглядывала в том числе в маггловские книжные магазины.
То приходил Сириус и помогал Джеймсу обустраивать детскую. Они что-то по сто раз переделывали, так что, заглядывая в комнату, Лили не узнавала её. Конечно, Сириус был выбран в крестные будущему ребенку, что Лили совершенно не удивило. А вот крестная… Мери вечно в разъездах по миру, с Алисой они все же не настолько близки. Ах, если бы Марлин была жива… Лили спешно давила слезы.
О Марлин помнили. Помнил Сириус, ходивший с темным и яростным лицом. Помнили подруги, при каждой встрече минуту молчавшие. Помнили остальные орденцы, ждавшие приговора её предателю-брату. Но все-таки Марлин никогда не вернется, а значит, крестной матери у ребенка Лили, видимо, не будет.
Еще заходила Батильда, расспрашивала о самочувствии, вспоминала, как её Маргарет носила Геллерта, и советовала то есть тертые яблоки, то до родов не стричь волосы: это считалось дурной приметой. Между делом она заканчивала свою историю о Дамблдоре: однажды она встретила его на кладбище, у могилы сестры и матери; они тогда долго говорили, и она словно бы отпустила свой гнев на него.
– Я поняла, что Геллерт, пока творил свои ужасные дела, был взрослым, - вздохнула старушка. – А значит, совершал он преступления по своей воле.