Двадцать отражений лжи
Шрифт:
— Я повторила бы все это от первой до последней буквы любому из наших мужчин, вздумай они себя вести настолько по-идиотски. Что бы ты обо мне не думал, все мои агенты мне дороги… До тех пор, пока они мои. Даже ты, хоть большей занозы в заднице у меня еще не было, — пауза. — Ты знаешь, зачем мы приехали сюда?
— Паломничество. Точнее вы не сказали, — мужчина отвернулся.
— Вот именно… — я отпустила его руку. — Заметь — не сказала никому. Подумай над этим. Хорошо подумай…
Я вышла вслед за Марлен в спальню, задумчиво накручивая на палец цепочку медальона. Я верю в то, что сказала?
Много лет назад тот, настоящий Неро назвал меня чудом природы — законченной эгоисткой. А я лишь научилась плести искусственную сеть и свивать ее в гнездо, когда лишилась той, с которой родилась.
Что бы ты сказал на это, Неро? Все равно эгоистка? Ну как скажешь, со стороны видней… Считать ли желание жить эгоизмом? Ах, на что я ради этого шла?… Шла. И еще раз пойду. Сколько нужно будет, столько и пойду.
Прибежала смущенная Алиссондра — ухажера что ли завела, только и бегает невесть где… Отчитав агентессу для профилактики — все-таки не три мешка психотропов охраняем, я вышла на балкон и облокотилась на перила, рассматривая застывших в тусклом металле крылатых змей.
Хорошо с тобой разговаривать, Неро, особенно теперь, когда ты внезапно обрел новое и вполне живое обличье. Обличье, которому, так же, как и настоящему тебе, ничего не нужно объяснять — оно все знает и так. И кажется, знает это лучше меня.
А еще — потому, что сейчас ты отвечаешь мне только то, что захочу я. Сейчас ты — кругляш в четверть ладони, на котором извиваются символы иллюзий и лжи. Я могу сделать с тобой что угодно — даже бросить в соленую лазурную пропасть… Но, конечно, холодный металл и дальше будет висеть у меня на груди. А носил ли его когда-нибудь ты? На самом деле? И если да, то — зачем?…
Где-то далеко внизу на песок набегали волны, вода лениво слизывала с берега песчинки и откатывалась назад. В зыбком озерном зеркале отражался закат — жгучие полосы цвета огня и солнца, разбавленные прозрачной зеленью.
Зеленью… Я вскинула голову, уже не слыша криков за спиной: «Они перелетели горы!». Широко открыв глаза, я видела только пляшущее пламя цвета весенней зелени, заполонившее тихий берег. Они вернулись. Звезды.
Совсем рядом застрекотали камеры голографов, Марлен с придыханием пробормотала:
— Невероятно! Подумать только, они никогда не уходили с северной стороны!
Я ничего не слышала, ничего не думала и не могла бы даже сказать, какой сейчас день, час, век…
Стая опустилась на скалы у самого храма. Скинула крылья, на мгновение став зеркальным отражением глазеющих на них существ, внимательно посмотрела на чужаков сотней темных глаз… Холодный горный ветер растрепал призрачные волосы, подмешал в них изумрудные язычки пламени — и стая исчезла, единым вздохом взмыв в небо.
Кто-то трясет за плечо… Кажется.
— Что с вами, шеф?…
Я сморгнула и покачала
— Ничего, Чезе, ничего… Просто…
Потирая лоб, я устало прикрыла сухие глаза. Наверное, Сердце Рух виновато. Сбилось что-то. Наверное…
Наверное. Я медленно оглядела еще минуту назад пустующий балкон, теперь полный народу, и недоверчиво покачала головой. Оско и Наррау увлеченно обсуждают удачные снимки, бурно жестикулируя, на заднем плане, удивленно перешептываясь, толкутся «одолженные» силовики. Алиссондра безуспешно пытается взять под контроль фонтанирующую восторгом Марлен, которая норовила по десятому разу вывалить на новую подругу свои впечатления, перемежающиеся ксенологическим ликбезом. Пешш крутится рядом. Его глаза сияют — и он смотрит не на Марлен, а в небо — туда, где еще можно различить изумрудные сполохи.
— Шеф, вы гляньте, какая съемка! Да научный отдел с руками оторвет! — тормошат меня парни. — Вы только подумайте, сколько за это можно будет выбить льгот!
Улыбаюсь одними губами. Киваю: мол, молодцы, не упустили момент.
— Шеф, пойдемте. Вам лучше проверить сетчатку. Нельзя же смотреть в упор — у вас может быть ожог.
Чезе берет меня за локоть и настойчиво тащит к выходу. Смотрю в серьезные донельзя темные глаза и понимаю, что все «звезды» Вселенной уже забыты, а остались только я и мой возможный ожог сетчатки, поэтому сопротивляться бесполезно. Я позволила затащить себя в лечебницу при Ордене, и даже чуть ли не засветло отправить в кровать — высыпаться. Видят Создатели, это мне действительно было необходимо.
Следующее утро выдалось настолько суматошным, что перед ним померкли даже приготовления к отлету двухнедельной давности. Уверена ли фарра Рис, что точно помнит все подробности ритуала? Не помято ли платье? Доставлено ли к алтарю все необходимое? Привезены ли свежие цветы для украшения главных ворот? Кто из агентов будет составлять почетный эскорт? Проверены ли на предмет безопасности проходы, по которым будет следовать процессия? Не изменили ли время начала шествия? Где испытуемой переодеваться? Во сколько? И где, раздери всех эйра, хоть какое-нибудь успокоительное?!
Эти, и множество других вопросов почему-то потребовали решения именно в это злосчастное утро, не приходя в голову никому днем ранее.
Наконец все было повторено, проверено, найдено, отглажено и застегнуто. Марлен, едва дыша от волнения, в парадном ритуальном платье стала во главе процессии. Птичьим клином позади выстроились старейшины, за ними вторым рядом шли мы — агенты Корпуса, в мрачно-черных мундирах и при оружии. Следом растянулись длинной колонной все остальные: каждый из братьев посчитал великой честью проводить Избранную до ворот.
Шествие началось, освещенное зыбким пламенем факелов, осененное звуками странных песен, эхом отдающихся под высокими сводами. Медленно, торжественно и неслышно, будто призраки, мы спускались вниз, во тьму.
И не важно, что за стенами сияло безмятежное утро — в центр каменного муравейника никогда не заглядывало солнце.
Широкие коридоры проплывали мимо, будто во сне. Где-то у самого потолка тихо колыхались тонкие, как паутина, праздничные гобелены, переливающиеся серым в тусклом свете.