Двадцать отражений лжи
Шрифт:
— Ну что, будем колоться? Или прикрываем лавочку к лысым эхлам? — Чезе назидательно встряхнул Зеленку за воротник. — Конечно, мы сообщим вашему руководству, благодаря чьим заказам «по знакомству» в обход бухгалтерии фирмы…
— Не надо! — капитан «Светлячка» поднялся на несколько разъезжающиеся после знакомства с моим зонтиком ноги и замотал головой. — Я же не против! Берите, что вы там хотели, никто же и слова не сказал!.. — в его голосе прорезались несколько истеричные нотки.
— А вот это плохо, — с притворным вздохом сообщила я, начав обходить тускло освещенный отсек по периметру. — Кое-что сказать все-таки придется.
Я вытянула руку, ткнув пальцем в грязные потеки и характерные
Какое все-таки счастье, что здесь не мыли с тех пор, как несчастный «Светлячок» спустили со стапелей — иначе вся затея имела шансов на успех не больше, чем дохлый мекал на могилку с золотым обелиском.
Чезе многозначительно похлопал по косяку раскрытой ладонью (косяк перекосило, как до этого шлюз), и утащил Зеленку на допрос в главную рубку. Я же вытащила из сумки упаковку пробирок и начала собирать пробы.
Допрос, конечно, дело хорошее, но мои надежды на бравого капитана увяли еще вчера вечером — как только мы с Чезе узрели эту неумытую пьянь в портовом баре. К тому моменту в моей портативке находилась не только его подробнейшая личная и трудовая биография, но и крайне пессимистичные заметки, из этой биографии и проистекающие. На работе Зеленку держали даже не за прошлые заслуги и дефицит рабочей силы (хотя свою долю вносили оба фактора), а главным образом за родство с нынешним президентом фирмы. Тот приходился Зеленке внучатым племянником и отсыпал дедушке заказы не слишком обременительные, но с хорошими комиссионными, кои оный дедушка мирно пропивал.
К моменту нашего с Чезе явления на пороге «Синих потрошков» этим богоугодным делом Зеленка занимался уже лет двадцать и особой остротой памяти не страдал. А судя по мечте эпидемиолога в трюме, провезенную втихую от внучка, — не только памяти.
Сами «Потрошки» располагались в дальнем закоулке главного порта Орхи, крупнейшего транспортного узла в самом Центре, и особыми достоинствами, кроме расположения у самых складов «Эско», не блистали. Но именно благодаря последнему еще на стадии планирования операции было решено, что лучшей точки для отлова «языка» между рейсами было не найти.
Теория и практика сработали на редкость синхронно, и именно поэтому сейчас я ползала на четвереньках по заросшему грязью и бациллами трюму, а не пила вечерний чай с булочками на собственной кухне, посматривая новости по головидению и переругиваясь с Неро.
Добро пожаловать в замызганные и заразные объятья цивилизации, что еще скажешь.
— Ну что? — в проеме возник Чезе, обмахиваясь листом писчего пластика. Видимо, признательные показания.
— Почти, — я распределила по пробиркам несколько последних образцов, тщательно соскобленных с закопченного пола, и поднялась на ноги. — Как думаешь, команду опрашивать стоит?
— Вы пойдете отлавливать их по борделям? — с сомнением протянул мой заместитель. — Капитан, по-моему, и сам не уверен, что к выходу в рейс они вернутся в полном составе.
— Объект с кем-нибудь из них общался?
— Судя по этому, — Чезе помахал в воздухе показаниями, — нет.
— Ну и эхлы с ними, — я распихала пробирки по лоткам и упаковала в сумку. — Пошли.
На улице стеной лил дождь.
Мы вышли из доков под ручку, как школьники на прогулке, или, вернее школьницы — зонтик мне одолжила добросердечная дочка хозяина гостиницы, только месяц назад закончившая начальную школу. Встречные прохожие — неспешно треплющиеся между собой техники в замызганых комбинезонах, наглаженные капитаны с ворохом документов подмышкой, работники космодрома в ярко-зеленой форме — застывали как парализованные. Обещание больше никогда не пить огромными буквами читалось на каждом втором лице.
Видение двух агентов великого и ужасного Корпуса, прогуливающихся
На ближайшей стоянке мы поймали такси, и по дороге в гостиницу принялись стаскивать форменные кителя, которые, конечно, были отличным подспорьем в деле запугивания похмельных капитанов, но слиться с фоном мешали.
Из гравилета у дверей «Стеклянной птицы» высадилась уже почтенная семейная чета с лицами неприметными и ничем из толпы не выделяющимися.
Все это предприятие было авантюрой, рискованной настолько, что при малейшей утечке Чезе рисковал вылететь из Корпуса со свистом. Мне грозил не вылет, а всего лишь длительная профилактическая порка — либо смертная казнь, если у Эрро сдадут нервы.
Начиналось все безобидно — всего лишь с того, что Неро, рассматривая в зеркальной дверце моего холодильника свою наглую физиономию, наконец обретшую природную симметричность, слишком увлекся процессом и перестал следить за языком. То, что он уезжает на три недели, ляпнуто было, вне всяких сомнений, совершенно случайно — как раз в тот самый момент он с расческой в зубах старательно восстанавливал в правах свой, видимо, прежний имидж. Я давилась утренним кофе пополам с отчетами, недочитанными с вечера, и ядовито комментировала процесс.
Не сказать, что зачесанные за уши волосы Неро не шли. Шли. Солам с их узкими бакенбардами такое всегда идет, даже если волосы спускаются всего на каких-то пол-ладони ниже воротника, и то на затылке. Другой вопрос, что косить под своего, так сказать, тезку — как минимум издевательство лично надо мной. Настоящий Неро тоже питал привязанность к маскировочным амулетам, и я привыкла ориентироваться не на лицо, а на общий вид — как выяснилось, зря.
Конечно, я и сама уже плохо помню, каков был этот «общий вид»… Вот только когда Неро фальшивый наконец прекратил маячить у холодильника и обернулся, я вздрогнула, опрокинув кофе себе на колени, и едва не запустила в него служебным экзорцизмом. Они ведь действительно похожи — сложением, ростом, голосом… Собственно, поэтому мой личный маньяк когда-то и получил это имя. Вот характером не похожи совсем — но характер на лице не написан, и перспектива не шарахаться от внезапно ожившего Неро в своей собственной квартире еще три недели была весьма приятна.
Продолжилась эта маленькая приятная мелочь совсем не мелочью и совсем не приятной — Ива с группой агентов отправляли в командировку на Алееру почти на три месяца, перебрасывая на дело, которое завалила Дирзит. Операция требовала подготовки и некоторых разъездов, поэтому еще неделю он время от времени заходил ко мне, возвращаясь из оргпоездок. В один из таких визитов Ив не выдержал и поинтересовался причинами моего хронически кислого вида.
Результатом пространного рассказа о застопорившемся на невозможности покинуть «Полюс» расследовании стало то, что уже через сутки я под его личиной летела в сторону Орхи, а тщательно проинструктированный Ив остался заменять меня, якобы слегшую в постель с жестокой мигренью. Такое со мной периодически бывало на самом деле (спасибо перекроенным вдоль и поперек мозгам), и было делом действительно серьезным, поэтому Эрро навряд ли что-то заподозрит. Чезе, как единственного знающего меня достаточно долго и хорошо, чтобы расколоть даже за пару визитов, пришлось ввести в курс дела, после чего он беспринципным шантажом вынудил взять его с собой. Не помню, чтобы в досье моего помощника значились какие-то особые таланты по удаленной телепатии, но с Селеном они снюхались мгновенно — в тот же день на Чезе из Коррофуна пришел запрос настолько срочный и панический, что Дирзит, скрипнув зубами, его подписала.