Двадцатые годы
Шрифт:
Славушка посмотрел на тетрадь, Хромушин поймал его взгляд.
— Товарищ Малафеев, — обратился он к командиру комендантского взвода. — Ознакомьте присутствующих с вещественными доказательствами.
Малафеев пошел вдоль парт. Бабы заглядывали в тетрадь и виновато качали головами. Славушка тоже посмотрел в тетрадь. Каракули, загадочные рисунки, таблица умножения…
— Вы разъясните нам шифр?
Славушка не мог больше терпеть, поднял руку, как на уроке.
— Позвольте!
— А вы
— Прошу вызвать… Как свидетеля.
— Я спрашиваю вас, кто вы такой?
— Председатель волостного комсомола.
— Что вы хотите?
— Но он же дурак! — с негодованием воскликнул Славушка. — Это все знают! Я живу здесь год…
— Это не делает вам чести, — строго прервал Хромушин. — Именно из-за отсутствия бдительности французский пролетариат утратил в 1871 году власть!
— Но я даю честное слово! — горячо перебил Славушка. — Самая настоящая таблица умножения! Он спер тетрадь у какого-нибудь школьника…
— Вы сами школьник, — гневно возразил Хромушин. — Целый год враг живет рядом с вами, и вы не разобрались…
— Спросите его! — Славушка указал на Полевана. — Дважды два, трижды три…
Полеван радостно закивал:
— Два да два, три да три…
— Я призываю вас к порядку!
— Кого вы судите?!
— Малафеев, выведите его прочь…
— Где же справедливость!
— Малафеев, выведите…
Малафеев ухватил Славушку за руку и поволок прочь.
Судья, тот, что хмурился, неожиданно пожалел Славушку.
— Ты иди, иди, здесь детям не место, — сказал он мальчику. — Мы разберемся, разберемся…
— Ты не уходи, — сказал Славушка Кольке из-под руки Малафеева. — Мы поговорим…
Малафеев вытолкнул мальчика из сеней, щелкнул крючком!
Славушка с горечью посмотрел на церковь. На зеленый купол, на тусклый крест… Эх, черт! Сюда бы Быстрова! Он бы не дал Полевана в обиду. А этот дурак Алешка сидит радуется…
Мальчик постоял возле школы…
Холодно!
Пошел к Тарховым. Верочка читала, Наденька вышивала, Любочка музицировала, Сонечка мыла чашки.
Славушка сел у окна.
Наденька подивилась:
— Что вы сегодня такой неразговорчивый?
Но тут народ потянулся из школы, и Славушка сорвался со своего наблюдательного пункта.
Старички, свернув цигарки, побрели по домам, бабы, пригорюнившись, стояли у крыльца.
Прошли судьи, Малафеев и конвоиры вывели Полевана, подошли солдаты.
— Исполняйте, товарищ Малафеев, — скрипучим голосом сказал Хромушин и зашагал к исполкому.
Славушка сразу догадался, что предстоит исполнять Малафееву, и сознание этого защемило ему сердце.
Он бросился догонять этого равнодушного и, как все равнодушные люди, безжалостного судью.
— Товарищ Хромушин! — взывал мальчик. — Постойте, постойте
Хромушин остановился.
— Неужели вы не понимаете, что он не виновен? — говорил Славушка. — Он не притворяется! Честное слово! Его не за что убивать…
Хромушин улыбнулся, лицо его посветлело, в нем даже проступила доброта.
— Ты еще очень ребенок, — негромко произнес председатель трибунала. — Совершенно не понимаешь, что такое революционная целесообразность. Может быть, и не притворяется. А если притворяется? Поэтому целесообразнее уничтожить.
У Славушки сдавило горло.
— Вы… Вы не революционер!
Хромушин поправил пенсне.
— Тебя следует наказать за дерзость. Твое счастье — закон оберегает подростков…
Их нагнал судья, что хмурился на процессе.
— Что же вы? — упрекнул его Славушка.
— А что я? — хмыкнул судья. — Я голосовал против. Сейчас позвоню к тем, кто постарше. Не волнуйся…
А Полеван шагает. Прямой, длинный, в обвисшем армяке, босой. На плече у него лопата. Его это забавляет, у солдат ружья, и у него что-то вроде ружья. Солдаты идут, беспорядочно окружив дурачка. Что-то говорят…
До кладбища с километр, и они быстро проходят это расстояние.
Мальчики подходят ближе.
Малафеев оглядывается.
— Уходите!
Но ему не до них — хорошо бы успеть до сумерек.
— Копай! — приказывает он Полевану.
Тот мотает головой.
— Копай, тебе говорят, — сердится Малафеев.
— Не хочу, — разумно отвечает Полеван.
Мальчики подходят еще ближе.
— Становись! — кричит Малафеев хриплым голосом. — Становись…
Непонятно кому кричит — Полевану или солдатам.
— Рыбалко!
Рыбалко берет Полевана за плечо и толкает к забору.
Полеван становится у забора, улыбается, смотрит на солдат. Он ничего не понимает. Вероятно, полагает, что это какая-то игра. Позади его, как свечи, вытянулись белые стволы. Мокрые, несчастные березы.
— Стой! — кричит Малафеев Полевану, но тот и так стоит. Внезапно Малафеев поворачивается и свирепыми глазами смотрит на мальчиков, он о них не забыл.
— Уходите! Слышите? — Он кричит так страшно, что мальчики невольно пятятся.
Славушка не выдерживает, бежит обратно, добегает почти до самой канавки, где стоят солдаты, и прерывающимся голосом кричит на Малафеева:
— Не имеете права! Слышали? Насчет приговора? Еще будут звонить…
— Ты уйдешь?! — Малафеев достает из кобуры револьвер. — А ну!
Славушка наклоняет голову и медленно идет прочь. Он ничего не видит… И опять слышит неистовый крик Малафеева.
Оборачивается. Полеван сидит. Преспокойно сидит у забора.
— Встань, сука!
Полеван сидит.