Дважды Татьяна
Шрифт:
Она понимала. Пока что с величайшим трудом удавалось узнать лишь отдельные даты, цифры. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, разговор сводился к одному: организовать контроль за перебросками вражеских войск по железной дороге.
И вот однажды, когда Таня возвращалась после встречи с Федором Вашкевичем, Тамара Синица шепнула ей, что ее соседка узнала, кому гитлеровцы поручают секретную работу на железнодорожном узле. Молодая смазливая бабенка, по виду и не догадаешься: так, финтифлюшка.
– Вроде бы Зыкова ее фамилия, -
– Ну, расскажите, расскажите, - попросила Таня.
– Да что там рассказывать? Одно известно: фашисты ей доверяют. Отношения у нее с ними... как бы сказать... самые ласковые.
– Может, ей... наши поручили?
– Чего не знаю, того не знаю. Но не думаю. А вот, говорят, экземплярчик секретного графика движения поездов у нее добыть можно.
– Вы ее хорошо знаете?
– Откуда? Так, здороваемся раз в два месяца.
– Я к ней пойду, - энергично произнесла Таня.
– Объясню ей, докажу. Ведь она - ваша знакомая, советская женщина:
– Была советская, - усмехнулась соседка, а теперь такие кудели навила... Нет, сперва я сама попробую ее разыскать, дом я вроде бы знаю. Мне это легче. Не сумею - пойдешь ты.
– Да, если она вам откажет, пойду, не теряйте ни часа. Там ребята наши жизнью зря рискуют: наугад часто ждут поезда...
До позднего вечера просидела Таня у Тамары, дожидаясь соседку. Та пришла, когда стемнело.
По ее словам, квартиру Зыковой ей удалось найти без особого труда. Поздоровались. После нескольких ничего не значащих фраз она сказала, зачем пришла. Зыкова была ошеломлена, закричала, что ее с кем-то путают. Потом, уличенная, отказалась помочь наотрез.
– Вы с ума сошли! Немцы не простят мне, если узнают!
– воскликнула Зыкова.
– А свои, думаешь, простят?
– пригрозила гостья.
– Учти, немцы пришли и уйдут, а среди своих - жизнь доживать. Дай я перепишу...
Зыкова долго молчала, потом попросила прийти на следующий день.
В самом деле, на следующий день соседка принесла исписанный листок бумаги. Зыкова сунула его прямо в дверях ей в руки и попросила оставить ее впредь в покое: она всего лишь зарабатывает на кусок хлеба...
Все радовались, одна лишь Таня сидела над исписанной бумажкой молча, кусая губы.
– Не верю, - сказала она тихо.
– Женщины, милые, не обижайтесь, не могу я ей так сразу поверить. Давайте попробуем уточнить. Ведь Андрей должен передать это в Москву.
Таня не спала целые сутки. Казалось, она забыла, что существует сон, отдых. Не спала и Тамара. О нет, вряд ли они уцелели бы, если бы решились выйти к железнодорожному полотну. Просто Тамара пошла ночевать к знакомым - они жили почти у самой станции, а Таня осталась у соседки.
В полной темноте женщины чутко ловили звуки ночи, голоса на улице, удивительное дело, всегда испуганные, кому бы они ни принадлежали. Даже в грозных окриках
Тихо-тихо бежали по рельсам составы, но неизбежно до женщин доносился дробный перестук колес. И они сверяли время по часам.
Таня была права: график оказался подложным.
Андрей разрешил Тане пойти к Зыковой, но на отдалении за девушкой следовали два о чем-то степенно рассуждавших бородатых крестьянина. Это партизаны решили вести наблюдение за квартирой, где должна была идти беседа.
...Таня вошла в комнату без приглашения, постояла на пороге и спросила, в упор глядя на хозяйку:
– Кого вы хотели обмануть фальшивым графиком?
– Не понимаю, что вам еще от меня нужно. Подумайте, я ведь рискую, мне страшно... Хоть бы постучались.
– Запирайтесь покрепче, хотя это тоже не всегда помогает. Но я хочу знать: неужели вы так поверили фашистам, что наших людей считаете полными глупцами?
– жестко сказала Таня.
– Учтите, мы знаем о вас все, поэтому не собираемся взывать к вашей совести. Да и вообще, судя по этому поступку, у вас ее осталось немного. Кто составлял вам липовый график?
– Уходите прочь!
– Я спрашиваю, кто составлял подложный график?
– прямо переспросила Таня.
– Никто... Я сама. Уходите, я звоню в полицию.
– Звоните, - опустившись в кресло, спокойно произнесла Таня.
– Я обожду. Можете покричать в окно, там, внизу, иногда проходят патрули.
Зыкова была ошеломлена. Она сидела, поеживаясь под взглядом Тани, бесцеремонно разглядывавшей ее берлинскую, всю из прозрачных кружев, комбинацию, которая выглядывала из-под распахнувшегося нежно-розового халата.
Зыкова боязливо покосилась на окно - должно быть, сообразила, что девушка вряд ли пришла одна. Выдашь ее, а назавтра сама будешь валяться, пробитая партизанской пулей.
– Я никому ничего не сказала, - умоляюще заговорила Зыкова.
– И не скажу, только оставьте меня в покое.
Таня покачала головой.
– Мы зря теряем время. Когда я смогу прийти за точным - вы слышите? абсолютно точным графиком.
Зыкова надолго умолкла. Таня не спускала с нее глаз. Молодая женщина съежилась, постарела, увяла.
– Через два дня, - хрипло произнесла Зыкова.
– Что через два дня?
– Приходите через два дня в это же время.
– Зыкова смотрела на Таню с тоской и почти неприкрытой завистью. На эту юную девушку, казалось не ведающую страха.
– Вы получите точный график, я перепишу. Но дайте слово, что после этого я смогу жить спокойно.
– Неужели вам кажется, что вы сможете когда-нибудь жить спокойно? насмешливо и зло спросила Таня.
– Никаких обещаний я вам не даю, кроме одного: приду через два дня. Но знайте: если со мной что-нибудь случится, если вы солжете, вам этого не простят. Кстати, я и сама стреляю без промаха. До встречи!