Две недели до Радоницы
Шрифт:
– У нас тут бывают славные гости, – сказал он, и на усыпанном веснушками лице появилась улыбка, – Да, Лалу – это я. Снежку ты уже знаешь.
Собака в ответ прошлась языком по лицу мальчика и завиляла хвостом. Лалу поманил меня за собой. Мы обошли хижину вокруг и оказались у массивной подвальной двери. Я засомневался, будут ли у паренька силы ее открыть. Лалу вцепился в ручку обеими руками и без видимых усилий отодвинул каменную глыбу. Хм, если уж он меня смог вытащить из Котлины, то это пустяки.
Мальчик включил фонарик. Подвал напоминал вырубленную в скале пещеру. Косой
Лалу стянул покрывало с одного из стеллажей в дальнем углу, где в ряд расположились обернутые в бумагу сыры в форме небольших бочонков. Скоро мы уже сидели внутри хижины и уплетали лакомство из овечьего молока. Мне еще трудно было поверить, что здесь заправляет подросток, и я сказал:
– Значит, ты и баца, и ратовник. Как тебе разрешили работать в парке?
– Не спрашивал никого, – ответил он, пожав плечами, – Нашел здесь хижину. Пустая была, заброшена. Привел в порядок, обжился.
– Просто так?
– Просто так, – кивнул он, – Весной пасу коз и овец от господаров, а они мне сыр. И так тут себе живем.
– Здесь нет электричества, – заметил я, – Зимой, наверно, холодно.
– А зимой мы живем не тут. Спускаемся в долину, нанимаемся к господарам. Помогаем за жилье и еду. Правда, сейчас такого меньше. И выпаса стало меньше.
– Люди не хотят с собакой пускать ?
– Снежка безобидная, – с этими словами он ласково погладил пса по меховому воротнику. Собака ткнулась ему в ладонь мокрым носом. – Хозяйства в долине пропадают.
– Почему пропадают?
– Не знаю. Знаю, что пропадают.
Лалу поднялся и выглянул в окно.
– Скоро закат, – сказал он, – Если хочешь быть на Ванде сегодня, нужно скоро выходить.
Тогда я поблагодарил парня за гостеприимство и отправился в дорогу. Далеко не ушел, правда. Уже на спуске к долине ноги ослабли, а грудь и спину пронзила боль. Двигаться было невозможно. Я присел на камень и увидел позади Лалу. Он следовал за мной от хижины.
– Ты еще слабый. В горы не поднимешься сегодня, – сказал он, приблизившись.
– Но мне нужно встретить тетю. Я могу не успеть.
– Пани Каролину?
– Ты ее знаешь?!
– Я был с утра на горе. Видел ее. Сказала, что будет завтра спускаться.
Вот как. Это были неожиданно приятные новости. Впрочем, я все равно терял двое суток из отпущенных двух недель.
– Как ты хотел на гору? – спросил Лалу.
Это был хороший вопрос.
– Я бы вернулся в Котлину, белым шляхом на гребень, а оттуда желтым прямиком до Ванды.
– Ты не пройдешь на белый. Лавина загородила проход, там чистить надо.
– Я у тебя веревки видел…
Лалу не оценил шутку. Зато предложил альтернативу. Когда мы вернулись в его хижину, он показал на карту.
– Каждое утро я обхожу шляхи, – пояснил он, –
Говорил он уверенно и быстро – сразу видно, что знал горы, как свои пять пальцев. Я доверился ему, кивнул, и на том уговорились. Я остался еще на одну ночь в гостеприимной хижине. С наступлением сумерек Лалу запалил печь и сделал для меня еще немного отвара. Пить это все так же было невозможно, но я силой вливал в себя кружку за кружкой. Паренек вместе с собакой вышли на крыльцо. Вскоре я заслышал его песнь:
– Эх, долина моя, долинушка,
Ты долина моя широкая!
Я тебе пою, добра матушка,
Я тебе пою, волоокая.
Мне-то ночесь, доброму молодцу,
Спалось-то, спалось, много виделось,
Нехорош-то мне сон привиделся:
Привиделась мне та крута гора.
Будто я хожу по крутой горе,
Будто я гляжу на свою сторону.
«Сторона ль ты моя, сторонушка,
Незнакомая, незнакомая!
Я не сам-то я на тебя зашел,
Занесли меня ветры буйные,
Ветры буйные да холодные».
Эх, долина моя, долинушка,
Ты долина моя широкая,
Приняла меня, добра матушка,
Приняла меня, унесенного.
На следующее утро я чувствовал себя гораздо лучше, и, как только солнце показалось из-за гор, мы отправились в путь. Как и говорил Лалу, подъем оказался простым – без цепей и железных ступенек. Снежка брела вместе с нами. На обзорных местах она останавливалась и внимательно оглядывала горную панораму, втягивая носом воздух.
– Это она тебя в снегу нашла, – сказал Лалу, – Я бы сам не заметил. А Снежка почувствовала запах, выкопала, вытянула за ремень. Поток тебя внизу застал?
Я рассказал, как упал со скалы. Лалу присвистнул от удивления.
– Удача, что на снег упал. Если на камень – верная смерть.
– Не помню, чтобы там ходили лавины. Раньше вдоль Гребня росли деревья.
– Верно, – кивнул Лалу. – Но их вырубили.
– Почему?
– Поднимемся – покажу.
Наш путь лежал к Междупасу – долгому горному хребту, который широким перевалом соединял Триглав с Вандой. Высота его была чуть больше двух километров над уровнем моря, и оттуда вся Нагора оказывалась у тебя под ногами. Чем дольше мы шли, тем больше накренялась земля. Долина, оставшаяся позади, поменяла очертания, сжалась, но домик Лалу по-прежнему выделялся темным пятнышком на белоснежном фоне.
Наверху мальчик подвел меня к одной из обзорных точек и дал в руки бинокль. Я направил объектив в сторону вершины Гребня и навел резкость. В круглую перспективу попалась большая железная конструкция. Рядом с ней была пристроена широкая площадка, от которой вниз, в сторону Бойкова спускалась канатная дорога. Лыжная трасса?
– И давно строительство идет? – спросил я Лалу.
– С прошлого года. Летом порубили деревья на склонах.
Что здесь творилось? Я был готов к тому, что в Нагоре многое поменялось, но настолько… Откуда у горного хозяйства деньги на эти все постройки? Лыжная трасса, фуникулеры. Стоп, а как же…