Две недели на соблазнение
Шрифт:
— Разумеется, нет. Иначе вас бы уже здесь не было. Вы бы вернулись в Италию и выбросили нас из головы.
Последовала долгая пауза.
Он ошибается! Ей нет дела до того, что о ней думают другие. Ей небезразлично лишь то, что думает он.
Джулиана вновь повернулась лицом к саду, ухватившись за широкие каменные перила и гадая: что было бы, если бы она сейчас убежала в темноту, а потом была бы обнаружена?
— Надеюсь, ваши ладони зажили.
Они вновь вернулись к обмену «любезностями»?
— Да, благодарю вас. — Она сделала глубокий вдох. — Вы, похоже, получили удовольствие от танца.
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
— Это было терпимо.
Джулиана тихонько рассмеялась.
— Удивительно, ваша светлость. — Помолчав немножко, она заметила: — Вашей партнерше, кажется, было приятно ваше общество.
— Леди Пенелопа прекрасно танцует.
Стало быть, у Виноградинки есть имя.
— Знаете, а я однажды встречалась с ней. И могу сказать, что подруги у нее не очень-то приятные.
— Я не позволю вам оскорблять ее.
— Не позволите? А кто вы такой, чтобы мне приказывать?
— Я вполне серьезно. Леди Пенелопа — моя будущая жена, и вы будете относиться к ней с уважением, которого она заслуживает.
Джулиана разинула рот от удивления. Неужели он собирался жениться на этом заурядном создании?
— Вы обручены?
— Еще нет. Но на данной стадии это лишь вопрос формальностей.
Да, наверное, это правильно, что он женится на такой безупречной английской девушке. Вот только ей, Джулиане, это кажется ужасно неправильным.
— Признаюсь, никогда не слышала, чтобы кто-то так бесстрастно говорил о браке.
Герцог скрестил на груди руки и спросил:
— А что тут говорить? Мы ведь неплохо подходим друг другу.
Джулиана в изумлении заморгала.
— Неплохо?
Он коротко кивнул.
— Разумеется, мисс Фиори.
— О, сколько страсти! — съязвила она.
Герцог не отреагировал на ее сарказм.
— Наш брак — это деловое соглашение. В хорошем английском браке нет места страсти.
— И как же вы собираетесь жить без страсти?
Он фыркнул и пробормотал:
— Полагаю, это чувство переоценивается.
Она снова рассмеялась:
— Что ж, эти ваши слова, пожалуй, самое британское из всего, что я когда-либо слышала.
— А что, плохо быть британцем?
Она улыбнулась.
— Это ваши слова, не мои. Однако я точно знаю: нам веек нужна страсть. А вам бы не помешала приличная ее доза во всех сферах вашей жизни.
Он вскинул брови.
— Я должен принять от вас этот совет?
Джулиана кивнула, и герцог продолжал:
— Итак, давайте кое-что проясним. Вы думаете, что в моей жизни требуется страсть — чувство, которое толкает вас в темные парки, чужие кареты и на балконы
Девушка вскинула подбородок.
— И что же?
— А то, что для вас это, может, и подходит, мисс Фиори, но я другой. У меня титул, семья и репутация, которую я должен сохранять. Не говоря уж о том, что мне чужды низменные и вульгарные желания.
Надменность, которая исходила от него, была прямо-таки удушающей.
— Да, конечно… Ведь вы герцог, — сказала Джулиана с усмешкой. И вдруг добавила: — Герцог, но вместе с тем — asino.
Губы Саймона от этого оскорбления сжались в тонкую линию. А девушка присела в глубоком, притворно учтивом реверансе.
— Прошу прощения, ваша светлость, за использование такого вульгарного языка. — Она взглянула на него сквозь темные ресницы. — Позвольте же мне повторить это на вашем превосходном английском. Вы осел.
— Встаньте, — процедил он сквозь зубы.
Она выпрямилась, сдерживая гнев. А он протянул к ней руку, и его сильные пальцы вонзились ей в локоть. Развернув ее к бальному залу, герцог проговорил низким скрипучим голосом:
— Вы полагаете, ваша бесценная страсть доказывает, что вы лучше нас. Но единственное, что она доказывает, — это ваш эгоизм. У вас есть родные, которые прилагают значительные усилия, чтобы добиться для вас признания в обществе, — и все равно вам важны лишь собственные фантазии и эмоции.
И тут ее гнев перешел в ненависть.
— Неправда! Они очень дороги мне. Я никогда не сделаю ничего, что может… — Она умолкла и мысленно добавила: «Я никогда не сделаю ничего, что может повредить им».
Он, похоже, прочитал ее мысли.
— Ошибаетесь, мисс. Ваше безрассудство погубит вас… и, вполне возможно, и их тоже. И если бы вы хоть немного уважали их, то старались бы вести себя как леди, а не как какая-то… — Вовремя спохватившись, герцог замолчал.
Но все равно было очевидно: он оскорбил Джулиану.
И, как ни странно, в душе ее воцарилось спокойствие. «Что ж, если он считает меня безрассудной, то я и буду безрассудной», — сказала она себе.
Высвободив руку из его пальцев, она проговорила:
— Вы думаете, что вы выше страсти? Думаете, что вашему идеальному миру не нужно ничего, кроме косных правил и бесчувственного опыта?
Он отступил на шаг и тихо сказал:
— Я не думаю, я знаю.
Она усмехнулась.
— Докажите. — Саймон молчал, и девушка добавила: — Так вот, позвольте показать вам, что даже герцог не может жить без страсти.
— Нет. — Он покачал головой.
— Что, боитесь?
— Просто не заинтересован.
— Сомневаюсь.
— А вы действительно ни во что не ставите репутации?