Две недели на соблазнение
Шрифт:
Безусловно, во всем Лондоне не сыскать места интереснее, чем балкон бального зала.
— Я думала, что этот сезон закончился и мы покончили с балами! — Джулиана плюхнулась на кушетку в маленькой передней дамской комнаты Уэстон-Хауса и испустила страдальческий вздох, протянув руку, чтобы помассировать стопу через тонкую бальную туфельку.
— По идее ему уже пора закончиться. — Ее ближайшая подруга Марианна, новоиспеченная герцогиня Ривингтон, приподняла край изысканного голубого
Джулиана снова вздохнула.
— Откуда мне было знать, что Калли затеет ради меня увеселительную революцию?
Кальпурния, сестра Марианны, решила ввести Джулиану в лондонское общество еще весной, а с приходом лета взялась за дело; более того, вереница балов и других светских развлечений удерживала в городе Джулиану и других дам высшего света даже после окончания сезона. Цель Калли была ясна: быстро и удачно выдать Джулиану замуж. А той просто хотелось пережить все это.
Жестом подозвав к себе юную служанку, Марианна достала из сумочки катушку ниток и протянула ее девушке, а та тотчас присела на корточки, чтобы устранить повреждение на платье.
Немного помолчав, Марианна заметила:
— Тебе еще повезло, что удалось отказаться от приглашения на Оранжевую феерию леди Дэвис на прошлой неделе.
— Она это так не называла…
— Ха! Видела бы ты ее дом! Это какой-то взрыв цвета, причем не слишком приятный. Там все оранжевое — одежда, цветочные композиции, новая ливрея слуг… и даже еда.
— Еда? — Джулиана сморщила носик.
Марианна кивнула.
— О, это было ужасно! Все было морковного цвета. Пиршество для кроликов. Скажи спасибо, что ты плохо себя чувствовала.
«Интересно, — подумала Джулиана, — что сказала бы леди Дэвис, считающая себя столпом высшего лондонского света, если бы я приехала к ней вся в царапинах после своего приключения с Грейбхемом неделю назад?»
Она улыбнулась при этой мысли и принялась поправлять прическу. Снова улыбнувшись, заметила:
— А я-то думала, что ты, став герцогиней, избавилась от необходимости бывать на этих приемах.
— Я тоже так думала. Но Ривингтон говорит иначе. Точнее, вдовствующая герцогиня говорит иначе. — Марианна вздохнула и добавила: — Ох, такая жизнь — это ужасная пытка. Впрочем, погоди, когда-нибудь ты сама все узнаешь.
Но Джулиана в этом сомневалась. И сейчас ей вспомнился один из ее разговоров с герцогом Лейтоном. Это произошло на балу, и он тогда наткнулся на нее в одной из комнат в стороне от бального зала. Причем был зол как черт.
— Почему вы не сказали мне, кто вы?
— А это имеет значение?
— Да.
— Что именно? Что моя мать — падшая маркиза Ралстон? Что мой отец — всего лишь коммерсант? Что у меня нет титула?
— Все вместе.
Ее предупреждали насчет него, герцога Гордеца, обостренно воспринимающего свое положение в обществе и не интересующегося теми, кого он считал ниже себя. Лейтон был известен своим
Но до той минуты, когда он узнал, кто она такая, Джулиана не верила слухам. Не верила до тех пор, пока на себе не почувствовала жало его холодного презрения. Оно жалило очень больно. Гораздо больнее, чем суждение всех остальных.
Она тогда поцеловала его — как дура. Но он тотчас отстранился и заявил:
— Вы опасность для себя самой и для других, мисс Фиори. Вам лучше вернуться в Италию. Если останетесь, ваша импульсивность вас непременно погубит. С необычайной скоростью.
— Вам ведь понравилось, — сказала Джулиана, скрывая боль.
Он смерил ее холодным взглядом.
— Ну разумеется. Но если вы не претендуете на роль моей любовницы, а любовница из вас была бы прекрасная, то вам лучше помнить свое место.
Именно в тот момент она решила остаться в Лондоне. Чтобы доказать ему и всем остальным, что она лучше, чем о ней говорят.
Джулиана провела кончиком пальца по едва заметной отметине на виске — то было последнее свидетельство той ночи, когда она забралась в карету Лейтона. Служанка же в этот момент закончила с подолом платья Марианны, и та, оправив юбки, спросила:
— Что, идем?
Джулиана поморщилась.
— А это обязательно?
— Да, разумеется. — Герцогиня рассмеялась, и подруги направились к главной комнате дамского салона.
— Я слышала, ее видели пылко обнимающейся с кем-то в саду в ночь осеннего бала у Ралстонов.
Джулиана замерла, сразу же узнав высокий гнусавый голос леди Спарроу, одной из завзятых светских сплетниц.
— В саду ее брата?! — воскликнула другая дама.
Джулиана взглянула на подругу, а та, казалось, готова была ворваться в комнату, чтобы обрушить свой гнев на гнусных сплетниц, чего, конечно же, делать не следовало.
Поэтому Джулиана поспешно придержала подругу и стала прислушиваться к разговору.
— Она сестра ему только наполовину, — ответила леди Спарроу. — И мы все знаем, что это за половина. — Колкость была встречена общим смехом.
— Просто удивительно, что многие приглашают ее на свои приемы… — протянула одна из дам. — Вот сегодня, к примеру. Я думала, леди Уэстон лучше разбирается в людях.
— Трудновато приглашать лорда и леди Ралстон, не распространив приглашения на мисс Фиори, — заметила одна из собеседниц.
Последовало презрительное фырканье.
— Нельзя сказать, что они намного лучше… При таком-то скандальном прошлом маркиза. А супруга у него совершенно неинтересная. До сих пор удивляюсь, что он женился на ней.
— Ах, никогда не сомневалась: одна паршивая овца может изрядно подпортить кровь хорошему английскому роду. Совершенно ясно, что мать… оставила свой след.
Последние слова прозвучали как противное пронзительное кудахтанье, и в душе Джулианы начал закипать гнев. Одно дело, когда эти злобные гарпии оскорбляют ее, и совсем другое — когда они говорят гадости о ее родных.