Две недели на соблазнение
Шрифт:
Он по-прежнему молчал, и она вновь заговорила:
— Даже когда вы смеялись надо мной и критиковали за то, что во мне слишком много страсти, за то, что я слишком безрассудна и не забочусь о своей репутации, я думала, что, быть может, я… что, возможно, вы… — Она умолкла и мысленно добавила: «Я думала, что, возможно, вы стали другим. Думала, что мне удалось изменить вас». Но этого, разумеется, она не могла ему сказать. Не имела права.
Тут герцог наконец-то повернулся к ней полностью, и она увидела, что
И Джулиана вдруг поняла, что это за комната. Детская!
Герцог же держал спящую девочку, настолько маленькую, что она легко помещалась в его ладонях.
Джулиана сглотнула и шагнула ближе. Вгляделась в крошечное красное личико — и весь запал ее иссяк. Ей больше не хотелось ни кричать, ни трясти Саймона. И она больше не испытывала ни злости, ни возмущения. Она чувствовала себя… потерянной.
В другом мире — в другое время — они могли бы находиться в такой же детской. И у них мог бы быть такой же момент. Но только более счастливый.
Голос ее дрожал, когда она вновь заговорила:
— Мне известно, что значит расти, зная, что одному из родителей ты не нужна, Саймон. И мне известно, каково это, когда о том знает весь свет. Это очень тяжело и больно. И когда тебе четыре, и когда тебе десять, и когда тебе… двадцать. Я знаю, каково это, когда над тобой насмехаются и когда тебя все отвергают. Вы должны признать ее, Саймон. — Последовало долгое молчание. — Да, должны. Ну и что, что это скандал. Переживете. Вы сможете. А я… — Нет, никаких «я». Она ему никто. — А мы… мы поддержим вас.
Щеки ее были мокрыми от слез, но она продолжала:
— Ведь вы же здесь, Саймон. Вы приехали, чтобы посмотреть на нее. Наверняка это что-то значит. Вы сможете полюбить ее.
Герцог услышал в ее словах мольбу, он знал: она говорила не только о ребенке. И он опять промолчал.
Ей бы следовало смутиться, но она решительно отбросила все мысли о стыде и о гордости. Сейчас она думала только об одном: этот мужчина стал для нее единственным в мире.
С самого начала.
— Что же ты молчишь, Саймон? — прошептала она, вложив в его имя целый океан страсти и нежности.
Но ведь он воплощал в себе все то, что она поклялась ненавидеть… Этот надменный аристократ погубил какую-то невинную девушку и, возможно, не признает свою дочь. И теперь Джулиана ненавидела себя за то, что по-прежнему желала его — даже сейчас, когда должна была бы презирать.
Тут он шагнул к ней, она отступила на шаг, боясь его близости. Боясь того, что могла сделать. Того, что могла позволить ему сделать.
— Джулиана, познакомься с моей племянницей.
Его племянница?
— Так это твоя…
— Да. Кэролайн. — Он произнес имя малышки с такой нежностью, что Джулиана невольно ей позавидовала.
— Кэролайн… — повторила она и шагнула к нему, шагнула к ангелочку
У девочки было круглое личико с похожим на розовый бутон ротиком и точно такие же, как у дяди, золотые кудряшки.
Джулиана шумно выдохнула.
— Так ты ее дядя?
Герцог едва заметно улыбнулся.
— А ты решила, что отец?
— Да.
— И даже и не подумала получить подтверждение, прежде чем выдвигать такие обвинения?
Она вспыхнула от стыда.
— Пожалуй, следовало бы…
Она взглянула на малышку у него в руках, и что-то сжалось в ее груди от несообразности этой картины: большой сильный мужчина, олицетворение благопристойности и надменности — и крошка племянница чуть длиннее его ладони.
— Кэролайн… — прошептал Саймон с благоговением в голосе. — Она так похожа на Джорджиану… Та была точно такой же, когда родилась.
— Твоя сестра?
Он кивнул:
— Да, она.
— Так это тайный ребенок. И ты все делал для того, чтобы защитить свою сестру.
Он снова кивнул.
— У меня не было выбора. Я должен был защитить семью от позора. Должен был защитить сестру.
— Сколько ей?
— Семнадцать. И еще даже не выходила в свет.
— Не замужем? — Об этом, конечно, можно было не спрашивать.
Он опять кивнул и погладил пальцем крошечную ручку Кэролайн.
«Значит, эта малышка — причина всего… — думала Джулиана. — Именно из-за нее он так дорожит своей репутацией. И именно из-за нее решил жениться на леди Пенелопе».
Тут герцог вдруг проговорил:
— Я думал, что приеду сюда… все устрою. Думал, что будет легко отправить куда-нибудь их обеих. А потом… потом я увидел Кэролайн…
Во сне ребенок ухватился за кончик его пальца, и он улыбнулся. Изумление и грусть осветили его красивые черты — черты, которые так редко выдавали эмоции. Саймон шумно выдохнул, и в этом выдохе слышался груз ответственности.
Глаза Джулианы защипали слезы, и она заморгала, прогоняя их.
Было ясно: когда об этом станет известно в свете, разразится ужасный скандал. Неужели он правда думал, что сможет скрывать это вечно?
— Значит, ты отправил сестру сюда, чтобы… скрыть ее положение?
Герцог покачал головой:
— Нет. Она сбежала. От семьи… от меня. Не думала, что я поддержу ее. И была права, — добавил он с горечью в голосе.
Тут Саймон повернулся и, пройдя несколько шагов, положил малышку в колыбель. Туда, откуда взял ее.
Внезапно Джулиана осознала всю необычность этого момента. Ведь мужчины-аристократы никогда не задерживаются в детских. И не держат младенцев на руках. Но Саймон — здесь. И он держал малышку со всей бережностью и нежностью. Более того, сейчас в нем чувствовалась неуверенность — в мужчине, никогда в себе не сомневавшемся.