Две недели на соблазнение
Шрифт:
Сев в кресло и не обращая внимания на то, что пес растянулся перед горящим камином, Саймон испустил протяжный вздох, как будто задерживал дыхание весь вечер… с тех пор, как маркиз Нидэм громогласно объявил о помолвке своей дочери. А потом он взял руку леди Пенелопы и поднес к губам, исполнив свой долг.
Тогда-то он и ощутил его, это бремя. Теперь он был в ответе не только за свою мать, сестру и герцогство. Теперь он отвечал и за леди Пенелопу. Но даже и тогда он думал только о Джулиане…
Он наблюдал за ней краем глаза,
Впрочем, он ее прекрасно понимал.
Ему и самому хотелось убежать оттуда. Он и без того ушел так быстро, как только смог.
А потом она обернулась и посмотрела на него… И было что-то такое в ее глазах, что и пугало, и соблазняло, и манило… Что-то такое, от чего у него перехватило дыхание и захотелось побежать за ней.
Саймон выпил еще и прикрыл глаза, как бы отгораживаясь от действительности. Но это лишь разбередило воспоминания о ней. О ее волосах, глазах, коже, о том, как она соблазнительно прижималась к нему.
Он не собирался заходить так далеко. Не хотел еще больше приближать ее к бесчестью. Во имя всего святого, он ведь не такой! Он не какой-нибудь повеса. Да, он время от времени содержал любовниц, случалось ему и флиртовать, но чтобы обесчестить девушку — нет, такого никогда не было. Никогда!
Герцог Лейтон всегда гордился тем, что он настоящий джентльмен. Гордился до тех пор, пока не встретил женщину, которая пробудила в нем желание послать благородство к черту, повалить ее на пол и заняться с ней любовью.
О Боже, в кого он превратился?!
Она была права, что отказала ему вчера вечером. И Ралстон тоже был прав.
В какое-нибудь другое время, будучи другим человеком, он бы заполучил ее. Взял бы без колебаний. Как любовницу… и не только.
Да-да, он женился бы на ней!
Саймон громко выругался в тишине комнаты. Пес тотчас поднял голову и вопросительно посмотрел на него.
— Ох, прости, старина. Я нарушил твой сон?
Леопольд испустил страдальческий вздох и снова уснул.
А Саймон налил себе еще скотча.
— Тебе это не нужно, — послышался женский голос.
Герцог рассмеялся, но в его смехе не было ни радости, ни веселья.
Выходит, мать последовала за ним, приехала к нему домой.
О Боже, этому кошмарному вечеру, похоже, не будет конца.
— Мама, сейчас два часа ночи.
Она не обратила внимания на его слова.
— Ты рано уехал с бала.
— Не так уж и рано. По сути, сейчас уже поздновато для визитов, ты не находишь?
— Я приехала сказать тебе, что ты поступил правильно.
Нет, неправильно! Но хорошо, что она так думала.
— А ты не могла подождать… до более подходящего времени?
— Нет. — Мать проплыла через комнату и присела на краешек стула напротив Саймона. Окинув его кресло не одобрительным
— Я приму твое мнение к сведению. — Он снова выпил, не обращая внимания на явное недовольство матери.
Интересно, сколько ему придется тут просидеть, прежде чем она уйдет?
— Лейтон, я…
— Ты никогда не называешь меня по имени, — перебил герцог.
Мать нахмурилась и взглянула на него в явном замешательстве.
— Ты о чем?..
— Меня зовут Саймон, но ты никогда не называешь меня по имени.
— Почему я должна тебя так называть?
— Потому что это мое имя.
Мать покачала головой.
— У тебя есть титул. И ответственность. Они требуют уважительного обращения.
— Ты и в детстве не называла меня Саймоном.
— Ты и тогда имел титул. Маркиза Гастингса. Но в чем дело, Лейтон? Почему ты такой?
Он с раздражением пожал плечами.
— Ни в чем, наверное.
— Прекрасно. — Мать коротко кивнула и сменила тему. — Завтра мы с маркизой планируем начать приготовления к свадьбе. Ты, разумеется, в последующий месяц должен как можно чаще появляться с леди Пенелопой на людях. И больше никаких приглашений в Ралстон-Хаус! Я вообще не знаю, что с тобой произошло. Ведь раньше ты никогда не общался с людьми такого… сомнительного сорта. Но именно сейчас, когда наше имя должно оставаться незапятнанным, якшаешься с этим Ралстоном и его… вульгарным семейством.
— Вульгарным? Но Ралстон женат на сестре графа Аллендейла и герцогини Ривингтон.
Мать пренебрежительно отмахнулась.
— Все это не имеет значения теперь, когда вернулась его мамаша. И сестрица. — Она презрительно скривила губы и добавила: — Стыд и позор!
Саймон с трудом сдерживал гнев, охвативший его при этих словах матери. Ведь в Джулиане не было ничего постыдного! Она красивая, остроумная и яркая. Да, быть может, временами чересчур смелая и дерзкая, но восхитительная.
Стиснув хрустальный стакан с такой силой, что побелели костяшки пальцев, герцог проговорил:
— Не смей больше так говорить об этой леди.
Герцогиня прищурилась.
— Не знала, что ты так высоко ценишь эту мисс Фиори. — Саймон промолчал, и мать добавила: — Только не говори мне, что хочешь эту девицу.
Он и на сей раз не ответил. Он даже не смотрел на мать.
— Похоже, что так, — продолжала герцогиня. — Но она ведь ничто, Лейтон. Ни имени, ни родословной, ничего, что могло бы зарекомендовать ее, за исключением родства с Ралстоном, которого и самого едва ли можно назвать респектабельным после возвращения их скандальной мамаши. Бог мой, мы даже не уверены, что эта девица — та, за кого себя выдает. Теперь даже родство с Аллендейлом и Ривингтоном не спасет их репутацию… — Герцогиня подалась вперед и добавила в голос металла: — Она совершенно недостойна тебя. Даже на роль любовницы едва ли сгодится.