Две недели на соблазнение
Шрифт:
И тут Саймон понял, что если решится поцеловать ее здесь, на виду у всех, то она его не оттолкнет.
Соблазн был так велик, и герцог задался вопросом: что будет, если он так и сделает, если заявит на нее свои права здесь, на этой площади? Это, конечно же, все сразу изменит. Честь потребует жениться на ней, и скандал из-за Джорджианы отойдет на второй план в сравнении с решением герцога Лейтона отказаться от дочери маркиза ради дочери итальянского коммерсанта.
Но зато тогда у него будет
И в эту минуту он почувствовал, что этого будет достаточно.
А она вдруг проговорила:
— Прогуляемся еще немножко?
Слава Богу, она не почувствовала охватившего его желания, почти невыносимого. Откашлявшись, он ответил:
— Да, конечно.
Они зашагали назад к палаткам, и Джулиана, взглянув на ночное небо, сделала глубокий вдох, потом пробормотала:
— Думаю, я могла бы полюбить жизнь в деревне.
Его удивили эти ее слова. Казалось, что тихая деревенская жизнь совсем ей не подходила.
— Ты предпочитаешь деревню Лондону? — спросил Саймон.
Девушка улыбнулась, и он заметил в ее улыбке легкую грусть.
— Думаю, это деревня предпочитает меня.
— А я думаю, твое место в Лондоне.
Она покачала головой:
— Уже нет. По крайней мере до конца года. Думаю, я останусь здесь, в Йоркшире. Мне нравятся обитательницы Минерва-Хауса, и я готова завершить этот сезон.
Герцог нахмурился. Оказалось, что ему ненавистна сама мысль о том, чтобы оставить Джулиану в деревне. Неужели она действительно хотела остаться здесь, среди полей и овец? Нет, она должна кататься верхом в утреннем тумане Гайд-парка. Должна вальсировать в бальных залах, облаченная в шелка и атлас.
Вальсировать с ним, с Саймоном.
У него перехватило дыхание от этой мысли. Джулиана вместе с ним, в лондонском обществе? Невозможно!
Она остановилась возле одной из торговых палаток и провела пальцами по лежавшей перед ней простенькой шляпке, окаймленной зеленым кружевом. Саймон наблюдал, как ее гладкий изящный ноготок скользнул по полям шляпки, и представил, как этот пальчик скользит по его шее, плечам, груди…
Тотчас возбудившись, он вздрогнул, но взгляда не отвел, по-прежнему как зачарованный смотрел на пальчики Джулианы.
Наконец, когда уже не было сил смотреть, герцог достал из кармана кошелек с монетами и сказал хозяину палатки:
— Я бы хотел купить эту шляпку для леди.
Глаза Джулианы расширились.
— Ты не можешь!..
Но хозяин уже взял деньги.
— Вам она нравится, миледи?
Но девушка не ответила. Глядя на герцога, она тихо сказала:
— Так не делается. Ты не должен покупать мне одежду.
Герцог взял шляпку с прилавка и бросил торговцу еще одну монетку. Протянув шляпку Джулиане, сказал:
— А я думал,
Джулиана бросила взгляд на шляпу, и ему показалось, что она не захочет ее взять. Когда же все-таки взяла, он с облегчением выдохнул.
— Кроме того… Я же обещал купить тебе шляпку взамен той, что ты потеряла. — Он тотчас вспомнил свои ощущения, когда обнимал ее, замерзшую и дрожащую. И пожалел, что заговорил об этом.
— Если память мне не изменяет, мистер Пирсон… — Джулиана вертела шляпку в руках. И вдруг, улыбнувшись, заявила: — Вы хотели купить мне дюжину.
Саймон кивнул с напускной серьезностью и вновь повернулся к торговцу.
— У вас есть еще одиннадцать? Быть может, других цветов…
Торговец в изумлении вытаращил глаза. Джулиана же рассмеялась, схватила герцога за руку и потащила прочь от палатки. Через плечо широко улыбнулась продавцу и крикнула:
— Он пошутил! Извините!
Глаза мужчины заискрились весельем, и он прокричал в ответ:
— Это же Ночь костров, миледи! Сжигание старины Гая делает нас чуточку сумасшедшими!
Когда они отошли, Саймон заметил:
— Я бы сказал, чуть более веселыми.
— Да, наверное, — отозвалась Джулиана. Замедлив шаг, она искоса взглянула на своего спутника, потом на шляпку. И тихо сказала: — Спасибо.
— Не за что. Это доставило мне удовольствие.
И он не солгал. Более того, ему хотелось купить ей сотню шляпок, накидок и платьев. И еще лошадей, седел и клавесинов — всего, чего ее душа пожелает. Ему хотелось, чтобы у нее было в избытке всего, что делает ее счастливой.
Когда же она тихо проговорила «прости», Саймон услышал в ее голосе грусть, и ему это совсем не понравилось. Он остановился и спросил:
— За что?
Одно ее плечико едва заметно приподнялось. Боже, он уже начинал обожать этот жест!
— За все. За то, что была такой упрямой. За то, что бросила тебе вызов и провоцировала тебя. За то, что посылала неприличные записки, за то, что сердила тебя, расстраивала и все так… усложнила. — Джулиана пристально взглянула на него, и он увидел искренность и раскаяние в ее огромных голубых глазах.
Немного помолчав, она продолжала:
— Я не знала, Саймон… не знала, что у тебя была такая веская причина заботиться о приличиях и своей репутации. А если бы знала… — Она умолкла, потом прошептала: — Если бы знала, то никогда бы не бросила тебе такой глупый вызов. Никогда бы не завела все так далеко.
Саймон промолчал, и она с печатью в голосе добавила:
— Мне очень жаль. Прости…
Они теперь находились в дальнем конце лужайки, где заканчивался ряд палаток, и герцог повел девушку дальше, в тень густых деревьев на углу площади.