Две недели на соблазнение
Шрифт:
А уже в следующее мгновение она повернулась и поспешила к выходу.
Саймон тотчас же понял, что произошло. Она оставляла его. Она его отвергла. Он перевел взгляд на Аллендейла. А тот тихо сказал:
— Как ты мог поступить так с ней?
Не успел смысл этих слов дойти до него, как Аллендейл тоже последовал к выходу.
Саймон смотрел им вслед, смотрел, как Джулиана спешит покинуть зал, а гости перед ней расступались. И он сделал то единственное, что мог сейчас придумать. Прокричал:
— Джулиана!..
Гости
— Джулиана!
Тут она обернулась, и Саймон, увидев ее глаза цвета цейлонских сапфиров, сказал то единственное, что пришло в голову, то единственное, что имело сейчас значение. Вернее, не сказал, а прокричал:
— Я люблю тебя, Джулиана!
Ее прекрасное лицо тут же сморщилось, и слезы, которые она до сих пор сдерживала, заструились по щекам.
Развернувшись, она выбежала из зала. Аллендейл — следом за ней.
Саймон наконец-то вырвался из хватки Ралстона и поспешил за девушкой, намереваясь догнать ее. Намереваясь все исправить.
Оркестр же вновь заиграл, и на его пути внезапно оказались толпы гостей. Куда бы он ни повернулся, всюду были вальсирующие пары, мешающие ему добраться до выхода из зала. Однако никто из них не встречался с ним взглядом, никто не заговаривал с ним. Он наконец прорвался сквозь толпу, сбежал по лестнице и выскочил из дома. Джулианы уже не было — был один лишь проливной лондонский дождь.
И в эту минуту, вглядываясь во мглу, снова и снова вспоминая события нескольких последних минут, он почувствовал, как им овладевает страх. Он боялся, что потерял самое для него дорогое, потерял Джулиану.
Глава 20
Общество не прощает скандального поведения. Такова максима истинной леди.
С такими зрелищными событиями в высшем свете, как в этом году, в театре, похоже, нет нужды…
Все семейство вернулось в Ралстон-Хаус в течение часа. И все собрались в библиотеке, Бенедикт и Ривингтон сидели с креслах с высокими спинками рядом с огромным камином, перед которым нервно вышагивал Ралстон. Джулиана примостилась на низкой банкетке, а Марианна и Калли — по обеим сторонам от нее.
Однако Калли вскоре встала и направилась к двери.
— Велю подать чай, — сказала она.
— Думаю, нам надо что-нибудь покрепче чая, — заметил Ралстон,
Маркиз налил три стакана для мужчин и — после долгой паузы — еще один, четвертый, и подошел с ним к Джулиане.
— Вот, выпей. Это успокоит тебя.
— Гейбриел!.. — возмутилась Калли.
— Но это правда. Успокоит.
Джулиана сделала глоток огненного напитка, наслаждаясь тем, как он обжег ей горло. По крайней мере она почувствовала сейчас именно это, а не убийственную тупую боль, которую Саймон оставил своим признанием в любви.
— Может, ты объяснишь мне, как случилось, что вдруг он признался тебе в любви в заполненном гостями бальном зале?
При этих словах брата боль вернулась.
— Он был в Йоркшире, — прошептала Джулиана, презирая себя за слабость.
Ралстон кивнул.
— И что же? Он лишился там рассудка?
— Гейбриел, — проговорила Калли. — Осторожнее…
— Он прикасался к тебе? Ладно, не отвечай. Нет нужды. Ни один мужчина не будет вести себя так без…
— Ралстон, довольно, — вмешался Бенедикт.
— Он хочет жениться на мне, — пробормотала Джулиана.
Марианна сжала ее руку.
— Но это же хорошо, не так ли?
— Ну, после сегодняшнего я не уверен, что он будет такой уж хорошей партией, — насмешливо отозвался Ралстон.
На глаза Джулианы навернулись слезы, и она сделала глоток скотча, чтобы успокоиться. Она так старалась, так старалась быть чем-то большим, а не постоянным скандалом… Даже надела платье приличествующего цвета. И танцевала только с самыми благовоспитанными джентльменами. Она убедила себя, что сумеет быть той женщиной, которая знает и блюдет правила хорошего тона. Которая блюдет свою репутацию.
Той женщиной, которую Саймон, возможно, захочет иметь рядом.
И все же она была для него не более чем скандал. Такой он считал ее с самого начала. Когда же он объяснился ей в любви перед всем высшим светом, ей вдруг подумалось…
— Если он соблазнил тебя, я имею право повырывать ему руки и ноги, — заявил маркиз.
— Гейбриел, хватит, — сказала Калли, поднимаясь. — Уходи отсюда.
— Ты не можешь выгнать меня из моей собственной библиотеки, дорогая.
— Могу и сделаю это. В сущности, уже сделала. Выйди!
Ралстон невесело рассмеялся.
— Никуда я не пойду. — Он повернулся к сестре. — Ты хочешь выйти за него?
Джулиана молчала. Ей вдруг показалось, что комната уменьшилась в размерах. Она поднялась, направилась к двери.
— Мне надо… un momenta. — Она помолчала. — Per favore.
Когда она была уже у двери, брат окликнул ее:
— Джулиана! — Она обернулась, и он добавил: — Подумай, чего ты хочешь. Что бы это ни было, ты можешь это иметь.
Она вышла, закрыла за собой дверь и окунулась в темноту коридора.