Две недели среди ненормальных
Шрифт:
– Козел, открой! – завизжала она, отчаянно бросаясь на дверь.
Заперто. Травкин, видимо, уже ушел.
Шмеленкова в исступлении пинала и колотила дверь, визжала и орала во всё горло, но никто не отозвался. Даже тот, кто ,по её предположениям, скрывался в тишине сарая, хранил молчание и никак не реагировал. Шаня поймала себя на мысли, что готова просить у Травкина прощения. И именно эта мысль её отрезвила. Она была настолько ей противна, так противоречила Шаниным принципам, что Шмеленкова сразу же успокоилась и прекратила
“Я? У него? Да никогда в жизни! – подумала она. – Я сама выберусь отсюда, не будь я Шаня!”.
Рассуждая логически, девушка начала искать окна. Она уже могла что-то видеть в темноте, но,несмотря на это, она во что-то врезалась и это нечто со звоном упало на пол.
– Ну и хорошо. Всё здесь расколочу к чертовой бабушке, – мстительно прошипела Шаня, специально пнув ещё что-то,
По всей видимости, этот предмет оказался пустой канистрой, потому что он упал и покатился, а затем врезался во что-то железное, подняв ужасный шум.
– Всё, достаточно спецэффектов, – пробубнила Шаня, продолжая начатое.
Ей не повезло. Все окна были либо забаррикадированы, либо наглухо заперты. Отчаявшись, Шмеленкова попыталась выбить дверь, но только ногу ушибла. Дверь же гордо оставалась на своём месте.
Со двора доносилось громкое пение и хохот. Кажется, пели “Катюшу”. Её отсутсвия либо не заметили, либо не восприняли всерьёз. Ее еще долго не хватятся. И криков явно не услышат.
Совсем отчаявшись, Шмеленкова уселась на пол. Она решила проверить, удобно ли здесь спать. Оказалось, что нет. На полу лежать было слишком жестко, от запаха ветхости хотелось чихать. Темные силуэты непонятных предметов здорово напрягали, и Шане снова начало казаться, что она не одна в этом сарае.
“Да я его сама напугаю, я страшнее всех кошмаров”, – подумала она, чтобы успокоиться. Не особо-то ей это помогло.
Прошло неопределенное количество времени. Шаня окончательно убедилась, что спать в таких условиях невозможно, и поднялась с пола. За окном по-прежнему горланили песни. Теперь это была “Моя бабушка курит трубку”.
– Гады, – пробурчала Шаня, с тоской оглядываясь по сторонам.
И в этот момент на неё нашло озарение. Она вспомнила, что сарай должен быть двухэтажным. По крайней мере, он был таким, когда она в него забегала.
Лестницу Шане всё же удалось найти. С большим трудом, но она это сделала. Лестницу задвинули каким-то комодом, но Шмеленкова все равно обнаружила её и пробралась на второй этаж. Ступеньки скрипели, шатались и готовы были провалиться под тяжестью Шани.
Второй этаж оказался незахламленным. Он казался более светлым и просторным. Наверное, из-за того, что в окно светила луна, фонари и окна поселка, а еще свет от Рублево-Успенского шоссе. На втором этаже даже дышалось легче.
Шаня подошла к окну, подергала ручку, и оно открылось. Как приятно было вдохнуть вечерний воздух, нежно пахнущий
– А я ведь отсюда спрыгнуть могу, – вслух подумала Шмеленкова и высунулась в окно, глядя вниз.
Казалось, что земля была недалеко. Только вот особой уверенности Шаня не чувствовала. Её руки и ноги неприятно похолодели.
– Да ладно, сарай низкий, и вообще, всё лучше, чем ночевать здесь, – бормотала Шаня, уговаривая себя.
Она села на подоконник и свесила ноги. Сердце забилось чаще. Шмеленкова жутко боялась прыгать.
– Да ладно, ничего не случится. Итак, раз... два... Два... Два... Ну всё, три!
Досчитав до трех, Шаня зажмурилась и прыгнула. Полет был недолгим. Скоро весь участок и парочка соседних услышали дикий вопль:
– ААА, твою налево!!!
====== Часть 8. Сёма-доктор ======
Шаня сидела на земле, боясь даже пошевелиться. Идея спрыгнуть со второго этажа явно оказалась неудачной. Приземление надежд не оправдало.
Шмеленковой очень хотелось верить, что нога не сломана. Хотя это было вполне возможно. Ей не хотелось проверять. Она очень боялась, что перелом все-таки есть. Пока что она не чувствовала никакой боли, но упала настолько неудачно, что явно повредила ногу.
Шаня всей своей душой ненавидела больницы. В детстве ей часто приходилось посещать эти богоугодные заведения. Видимо, страх останется с ней на всю оставшуюся жизнь. От одной мысли о том, что придется лежать в больничной палате и снова чувствовать тошнотворный запах медикаментов, Шаню бросало в дрожь.
Со стороны беседки к ней кто-то бежал. Что ж, неудивительно. Такие вопли сложно не услышать. А еще сложнее не понять, что кому-то нужна помощь.
– Шанька? Ты где? – послышался встревоженный голос Семена.
– Здесь, – слабым голосом ответила Шмеленкова.
– А, вот ты где... Ты чего сидишь? Что с тобой? – обеспокоенно склонившись над Шаней, вопрошал Семен.
– Ты что сделала? – в ужасе спросил Ваня, только что подбежавший.
Он посмотрел на Шаню, на сарай, на открытое окно и тут же всё понял. Свет окон беседки и соседних домов был слишком слабым, но Шане показалось, что он побледнел.
– Ты что, спрыгнула оттуда? Ты совсем двинулась, да?! Совсем крыша поехала? – дрогнувшим голосом спросил Ваня.
– Да кто бы говорил! Сам ты козел полоумный! С тебя сталось бы оставить меня там на всю ночь! А я не хочу сидеть за решеткой в темнице сырой! Вот и решила, что для победы все средства хороши! – раздраженно ответила Шаня.
– Что?! – в ужасе переспросил Семен. – Он тебя там закрыл?
– Именно, – подтвердила Шмеленкова.
– Я всегда знал, что мой друг редкостный...чудак на другую букву. Хочешь, я его подержу, а ты ему пластическую операцию сделаешь? Или без внуков оставишь? – предложил Семен.